— Не любишь меня значит, ну тогда я заставлю сына уйти от тебя, — выпалила свекровь, скрестив руки на груди.
— Татьяна Ивановна, любовь — не та вещь, которую можно выторговать шантажом, — я стояла спиной к окну, чувствуя, как дрожат руки, но удерживая голос ровным.
Солнце било ей в лицо, обнажая каждую морщинку, каждую тень затаённой горечи. Она явилась без звонка, разрушив мой единственный свободный день за неделю.
— Что ты вообще понимаешь? — она подалась вперёд. — Я вырастила его, ночами не спала, когда он болел. А ты? Полтора года замужем и вдруг решила, что знаешь его лучше родной матери?
Я медленно выдохнула, чувствуя, как запах свежесваренного кофе смешивается с тяжестью момента.
— Я никогда не пыталась занять ваше место, — проговорила я, подбирая слова как ступени шаткой лестницы.
— Не лукавь! — фыркнула она с таким презрением, что я почти физически это ощутила. — Раньше Серёжа каждое воскресенье бывал у меня. А сейчас? Раз в месяц забегает на полчаса, как к посторонней!
— Он сам выбирает, где проводить время. Разве нет?
Её взгляд стал колючим, почти осязаемым.
— Вот как заговорила! Думаешь, я не вижу, как ты морщишься, когда он со мной по телефону разговаривает? Как вздыхаешь украдкой? Только Серёжа слепой — не замечает, какую змею пригрел.
Чашка в моих руках казалась невероятно тяжёлой. В словах свекрови была крупица правды — я действительно напрягалась при каждом её звонке, зная, чем это закончится.
— Он любит вас, и я этому никогда не препятствовала, — сказала я, глядя ей прямо в глаза.
— Любит? — её смех прозвучал как треснувшее стекло. — А почему тогда на день рождения мне — просто букет? Раньше мой сын себе во всём отказывал, лишь бы маму порадовать! Это твоё влияние, твои наставления!
— Мы откладываем на собственное жильё. И это — его решение.
— Оправдания! — она отмахнулась, словно от надоедливой мухи. — Мой Серёжа никогда не считал бы копейки, когда речь о матери!
Я почувствовала, как внутри растёт глухое раздражение. Каждый разговор с ней выжимал меня, как тряпку.
— Думаешь, стала центром его вселенной? — продолжала она, приближаясь ко мне почти вплотную. — Наивная! Материнскую связь не разорвать никакими хитростями!
— Я и не пытаюсь ничего разорвать.
— Врёшь! — её ладонь с силой опустилась на стол, разбрызгивая капли кофе. — Выбрала неправильную тактику, милочка. Между матерью и сыном никто не встанет. Сейчас позвоню ему и выложу всю правду о тебе!
— О какой правде речь, мама?
Мы замерли, как актрисы на сцене, забывшие реплики. Сергей стоял в дверном проёме, сжимая брелок с ключами так, что побелели пальцы. Его обычно мягкое лицо застыло маской.
— Серёженька! — голос свекрови мгновенно преобразился, как по щелчку выключателя. — Я заглянула вас проведать, а твоя жена…
— Достаточно, — он оборвал её тихо, но твёрдо.
— Ты не так понял, сынок, — в её голосе задрожали слезливые нотки. — Я лишь беспокоюсь о тебе…
— Беспокоишься? — он горько усмехнулся. — Угрожая разрушить мою семью?
— Какие угрозы? Я предупреждаю! Она тебя приворожила, окрутила! Не видишь?
— Единственный человек, кто пытается мной манипулировать, сейчас стоит передо мной, — произнёс он с болью, от которой у меня перехватило дыхание.
Я видела, как буквально осела её фигура, будто из неё выпустили весь воздух.
— Ты… выбираешь её? Вместо матери? — прошептала она, хватаясь за край столешницы.
— Я не выбираю между вами, — голос Сергея звучал глухо. — Но если ты ставишь такое условие — да, я выбираю женщину, с которой решил прожить жизнь.
Пальцы свекрови дрожали, когда она нащупывала ручку своей сумки.
— Я думала, что знаю своего сына, — произнесла она с неожиданной горечью.
— Я тоже так думал о своей матери, — ответил он, не отводя взгляда.
Когда дверь за ней захлопнулась, мы застыли в странном оцепенении. Потом он шагнул ко мне, обнял, и я ощутила, как многомесячное напряжение вытекает из меня вместе со слезами.
— Мне стоило раньше это прекратить, — пробормотал он в мои волосы.
— Как ты узнал, что она здесь? — спросила я, не отстраняясь.
— Она написала с жалобой, что ты её выставила за дверь. Я сразу понял — что-то не сходится.
— Как думаешь, она вернётся?
— Не знаю, — его вздох был почти неслышным. — Но если да, правила игры изменятся.
В его взгляде читались сожаление и решимость — редкое сочетание. Мы оба понимали: иногда самые болезненные конфронтации становятся началом исцеления.
Спасибо за прочтение, мои дорогие!
Подписывайтесь и пишите как вам моя история! С вами Лера!
