— Ну что вам там делать? — уговаривал родителей Аркадий. — Давайте лучше мы с Викой на следующий день после свадьбы придём к вам в гости. Вы нам вручите подарок, чаю с тортом попьём.
Ты пойми, мама, не могу я вас к себе на свадьбу пригласить... Вика категорически против!
***
Алёна Юрьевна и Илья Сергеевич были коренными москвичами. Семья много лет жила в трёхкомнатной квартире, которая досталась им по наследству.
Жили всегда хорошо, были крепкими середнячками.
Единственный сын, Аркаша — ребёнок любимый и выстраданный. Алена Юрьевна родила его в тридцать семь лет.
Мальчик ни в чём не знал отказа, отец с матерью его баловали в меру своих возможностей. Старались дать Аркадию всегда всё было самое лучшее.
Парень уродился красавцем – чёрные, как смоль, волосы, зелёные глаза и широкие плечи сводили с ума всех его знакомых девушек.
В институте Аркадий пользовался бешеной популярностью, встречаться с ним мечтала каждая.
Выбрал всё-таки Аркаша Вику, дочь очень обеспеченных людей. Помимо симпатии, был у парня и корыстный интерес.
Он прекрасно понимал, что если их отношения перетекут в брак, то тесть своими руками выложит его дорожку к успеху, даст им с Викой жильё, автомобиль и, может быть, даже поможет с открытием бизнеса.
Алёна Юрьевна никогда в личную жизнь сына не лезла, никогда не указывала, с кем ему встречаться, а от кого держаться подальше.
Женщина придерживалась правила, что каждый человек сам кузнец своего счастья.
С Викой у потенциальной свекрови как-то сразу общение не заладилось. Девушка была очень надменной и всех, кто был ниже её по статусу, попросту не замечала.
Аркадий прекрасно знал об особенности будущей жены, поэтому всячески оттягивал момент её знакомства с родителями. Вика и не настаивала, ей было это не интересно.
Всё же Аркадий был вынужден представить свою девушку родителям. Вике он сделал предложение, она его приняла, и Алёна Юрьевна, узнав об этом, стала настаивать:
— Сынок, нам нужно познакомиться. (продолжение в статье)
Извини, у меня гости.
Ты пришла не вовремя, — улыбнувшись, заявила подруга.
Всего неделю назад Алла была уверена, что её жизнь полна гармонии: любящий супруг, замечательные дети, которые наполняют дом радостью.
Но в одно мгновение это ощущение разбилось на тысячи осколков.
Середина лета, знойное солнце нещадно палит, а до долгожданного отпуска осталось две недели.
К этому моменту супруг вернётся из своей срочной командировки, а дочки вернутся из летнего лагеря, и тогда вся семья с радостью отправится на прекрасное озеро. Такие были у Аллы планы.
Но судьба внесла свои коррективы. Уже на второй день после того, как её семья уехала, Алла ощутила тоску.
Она решила провести вечер в компании своей лучшей подруги Людмилы. Алла купила тортик и отправилась в путь.
По дороге попыталась дозвониться до Люды, но ответа не последовало. "Вероятно, она только что вернулась с работы и сейчас принимает душ", — пронеслось у Аллы в голове.
Однако реальность оказалась иной. Когда Алла оказалась у двери Людмилы, в воздухе раздавались мелодичные звуки.
Она нажала на звонок, и музыка внезапно прекратилась. Алла вновь потянулась к кнопке звонка.
"Людочка, это я, Алла! Открой, пожалуйста, дверь." Люда открыла дверь. Подруга, стоя на пороге, выглядела несколько смущённой.
Людмила взглянула на Аллу с легким недоумением: "Тебе следовало сначала позвонить. Извини, ты не вовремя.
У меня гости", — произнесла она с лёгкой улыбкой. "Извини, пожалуйста, зайду в следующий раз", — произнесла Алла, уже собираясь направиться к лифту.
Вдруг её взгляд упал на синюю сумку, лежащую под вешалкой в прихожей.
Это была та самая сумка, с которой Савелий всегда отправлялся в свои командировки. "Гости или один особенный гость?" — спросила Алла и резко оттолкнула хозяйку квартиры от двери.
Она вошла в прихожую, оттуда она увидела, что Савелий в уютных домашних штанах и футболке расположился на мягкой постели в спальне. (продолжение в статье)
– Что? – переспросила Катя мужа, надеясь, что ослышалась.
– Я сказал, продаём дом. Мама одна в своей трёшке, ей тяжело. Будем жить вместе, – Сергей говорил уверенно, но его глаза бегали, избегая её взгляда. Катя медленно поставила кружку на стол. Внутри всё сжалось, как будто кто-то затянул невидимый узел. Их дом. Их маленький, уютный дом, ради которого они три года копили на первый взнос, брали ипотеку, отказывали себе в отпуске, в новых вещах, в элементарных радостях. И теперь – продать?
– Серьёзно? – голос Кати дрожал, но она старалась держать себя в руках. – А меня ты спросить не подумал?
Сергей нахмурился, отодвинул стул и сел напротив.
– Катя, ну что ты начинаешь? Это же логично. Мама стареет, ей нужна помощь. А у нас ипотека, коммуналка, всё это тянет. Переедем к ней – сэкономим. И Димке будет лучше, бабушка за ним присмотрит.
Катя посмотрела на мужа, словно видела его впервые. Димка, их пятилетний сын, мирно рисовал в гостиной, напевая что-то под нос. А здесь, на кухне, рушился весь их мир.
– Логично? – переспросила она, и в её голосе появилась сталь. – Логично – это когда мы вместе обсуждаем такие вещи. А не когда ты ставишь меня перед фактом, как… как прислугу какую-то!
Сергей закатил глаза, и это движение резануло Катю, как нож.
– Не драматизируй. Я уже всё решил. Завтра риелтор придёт, посмотрит дом.
Катя почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она встала, опершись руками о стол, и посмотрела мужу прямо в глаза.
– Ты решил? А я, значит, никто в этом доме? Моя жизнь, мои планы – это так, пустое место?
– Катя, хватит! – Сергей тоже повысил голос. – Это для нашей семьи! Для Димки! Мама поможет, будет проще. Ты же вечно жалуешься, что устаёшь!
– Я жалуюсь? – Катя почти задохнулась от возмущения. – Да я пашу, как лошадь! Работа, садик, уборка, готовка! А ты… ты даже не спросил, хочу ли я жить с твоей мамой!
Сергей открыл было рот, но тут из гостиной донёсся голос Димки:
– Мам, пап, вы чего кричите?
Катя осеклась, глубоко вдохнула и заставила себя улыбнуться.
– Всё нормально, солнышко. Рисуй, мы сейчас придём.
Она снова повернулась к Сергею, понизив голос до шёпота:
– Мы ещё не закончили. Но я тебе сразу говорю: я не хочу жить с твоей мамой. И точка.
Кухня была их гордостью. Светлые стены, деревянный стол, который они нашли на блошином рынке и сами отреставрировали, занавески с мелкими ромашками, которые Катя шила ночами, чтобы всё выглядело, как в её мечтах. Этот дом был их. Они выбрали его вместе, спорили из-за цвета плитки в ванной, смеялись, когда краска с потолка капала на пол. А теперь Сергей хочет всё это продать? Ради чего? Чтобы поселиться в трёхкомнатной квартире его матери, где каждый угол пропитан её правилами и её духом?
Катя вышла на крыльцо, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Октябрьский вечер был холодным, пахло опавшими листьями и сыростью. Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Не только от холода – от обиды, от бессилия. Сергей всегда был таким. Решал всё сам, считал, что знает лучше. А она… она подстраивалась. Ради него, ради Димки, ради их семьи. Но это – это уже слишком.
За спиной скрипнула дверь. Сергей вышел, держа в руках её куртку.
– Накинь, простынешь.
Катя молча взяла куртку, но не надела. Просто стояла, глядя на их маленький сад, где Димка летом строил замки из веток.
– Катя, я не понимаю, почему ты так реагируешь, – начал Сергей, и в его голосе звучала искренняя растерянность. – Мама всегда тебя любила. Она поможет с Димкой, с хозяйством. Тебе же станет легче!
– Легче? – Катя резко повернулась к нему. – Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Ты думаешь, я мечтаю жить под одной крышей с твоей мамой, которая будет указывать, как мне готовить, как воспитывать сына, как дышать?
– Ты преувеличиваешь. Мама не такая.
– Не такая? – Катя почти рассмеялась, но смех вышел горьким. – Ты забыл, как она на нашей свадьбе переставляла цветы на столах, потому что «я лучше знаю»? Как она критиковала мою стряпню, когда мы только начали встречаться? Как она до сих пор называет Димку «Дмитрием», потому что моё имя для него «слишком простое»?
Сергей молчал, глядя в сторону. Катя знала этот взгляд – он всегда так смотрел, когда не хотел признавать её правоту.
– Это наш дом, Серёжа, – тихо сказала она. – Наш. Не её. Я не хочу его продавать. И я не хочу, чтобы твоя мама решала, как нам жить.
Сергей вздохнул, потёр виски.
– Она больна, Катя. У неё давление скачет, сердце пошаливает. Я не могу оставить её одну.
Катя замерла. Это было впервые, когда Сергей упомянул здоровье матери.
– Почему ты мне не сказал? – спросила она, смягчаясь.
– Потому что ты бы начала переживать. А я не хотел тебя грузить.
Катя покачала головой.
– Ты не хотел меня грузить, но решил продать наш дом без моего ведома? Это, по-твоему, нормально?
Сергей развёл руками.
– Я думал, ты поймёшь. Это же временно. Пока мама не поправится.
– Временно? – Катя прищурилась. – А сколько это «временно»? Год? Два? Десять лет? И что потом? Мы всю жизнь будем жить в её квартире, подстраиваясь под её правила?
– Да что ты всё о правилах! – вспылил Сергей. – Она моя мать! Я должен о ней заботиться!
– А я твоя жена! – Катя почти кричала, но тут же осеклась, вспомнив про Димку. – И я тоже заслуживаю, чтобы со мной считались.
Повисла тишина. Только где-то вдалеке лаяла собака, да ветер шелестел листьями. Сергей смотрел на Катю, и в его глазах было что-то новое – неуверенность, почти страх.
– Давай спать, – наконец сказал он. – Завтра поговорим.
Катя кивнула, хотя знала, что сна сегодня не будет.
На следующий день риелтор пришёл, как и обещал Сергей. Молодой парень в строгом костюме, с идеально уложенными волосами и улыбкой, которая казалась приклеенной. Он ходил по дому, что-то записывал в блокнот, фотографировал комнаты, бормотал про «хороший метраж» и «отличный вид из окон». Катя наблюдала за ним молча, сидя на диване с Димкой, который прижимался к ней, сжимая в руках пластикового динозавра.
– Мам, мы правда переезжаем? – шепотом спросил он.
Катя погладила его по голове, стараясь улыбнуться.
– Ничего ещё не решено, солнышко.
Но внутри у неё всё кипело. Она представляла, как чужие люди будут ходить по их дому, трогать их вещи, обсуждать, сколько за это можно выручить. Этот дом был их мечтой. Они с Сергеем выбирали обои, спорили, какой цвет лучше – голубой или бежевый. Смеялись, когда Димка разрисовал стену в коридоре фломастерами, и решили оставить его «шедевр» как память. (продолжение в статье)