— Идите отсюда, — ледяной взгляд бабки Маша запомнила навсегда, — ничего не получите! Я столько сил положила на то, чтобы Ленька мой тебя, голь перекатную, бросил! Пшли отсюда! Дочь — твоя, вот сама о ней и заботься!
Жизнь Маши перевернулась с ног на голову в одночасье — ещё вчера у них была уютная двухкомнатная квартира, а сегодня — обшарпанная комната в общежитии на окраине города. Отец, некогда такой большой и сильный, с широкой улыбкой и вечно пахнущий свежей древесиной, просто исчез. Растворился в воздухе, оставив письмо, короткое и сухое, как осенний лист: «Не хочу с вами больше жить. Надоели!». Мама держалась из последних сил. Кончина её родителей и так пригвоздила её к земле, а уход мужа и вовсе лишил почвы под ногами. Она после развода устроилась уборщицей в две смены, подрабатывала в соседнем магазине, драила подъезды, хватаясь за любую возможность заработать хоть немного. Общага встретила их неприветливо. Длинные, мрачные коридоры были пропитаны запахом дешёвого мыла и тушеной капусты. Комната была маленькой, едва вмещала две кровати, старый стол и покосившийся шкаф. Соседка по этажу, баба Зина, с вечно поджатыми губами и подозрительным взглядом, сразу невзлюбила их. По крайней мере, Маше так казалось. Как-то вечером, когда Маша сидела за столом, пытаясь разобрать задачу по математике, в дверь постучали. На пороге стояла баба Зина, в руках — эмалированная кастрюля. — На, — буркнула она, протягивая кастрюлю, — щи. Вчера наварила, много получилось. Маша удивлённо взглянула на женщину. — Спасибо, — пробормотала она, беря тяжёлую кастрюлю. — Не за что, — отрезала баба Зина, — тоже мне, понаехали тут… Она ушла, оставив Машу в замешательстве. Что это было? Сочувствие? Или просто попытка избавиться от лишней еды? Когда мама вернулась с работы, измученная и уставшая, Маша рассказала ей о бабе Зине и её щах. — Странная она какая-то, — проговорила Маша, накладывая маме в тарелку горячий суп, — суп принесла и отругала меня. Мам, если она нас терпеть не может, то зачем кастрюлю притащила?! Мать устало улыбнулась. — Люди разные бывают, Машенька. Кто-то кусается, а кто-то, наоборот, старается помочь. Да, немного сурово, но исключительно из добрых намерений. После ужина они принялись за работу. Мама по ночам шила на заказ детские платья, а Маша помогала ей расшивать их бисером. Это было их особенное время, когда они забывали о трудностях и просто наслаждались компанией друг друга. — Мам, а папа вернётся? — часто спрашивала Маша, опуская голову. — Не знаю, доченька, — честно признавалась мама, — не знаю. Но даже если он не вернётся, мы с тобой справимся. Мы сильные, помнишь? Маша кивала, а в её глазах стояли слезы. Она помнила отца. Помнила его смех, его объятия, его рассказы о далёких странах и звёздных системах. И ей было очень больно от того, что его больше нет рядом.
Снег валил густо — будто кто-то наверху вытряхивал перину над городом. Маше было холодно. Её старенькое пальтишко, доставшееся от соседки по общежитию, не спасало от пронизывающего ветра. Мама крепко держала её за руку, словно боялась потерять в этой белой круговерти. Они шли по широкой улице, к загородному дому, который возвышался над остальными, как исполин. Это был дом отца, а точнее, его семьи. Настя, мама Маши, долго не решалась на этот шаг. Она поклялась себе никогда не просить у них помощи, но страх за Машу, за её здоровье, за её будущее, оказался сильнее гордости. Её уволили с работы, а денег, скопленных за несколько месяцев поистине каторжного труда, хватало только на самое необходимое — еду и оплату крохотной комнаты в общежитии. Маше же нужна была теплая одежда, иначе она наверняка заболеет. У ворот их встретил строгий мужчина в форме охранника. Он долго рассматривал их, словно оценивая их достоинства. — К кому? — сухо спросил он. — К… к Татьяне Сергеевне, — робко ответила Настя. Охранник приподнял бровь, будто это имя ему ни о чём не говорило. Он что-то пробормотал в рацию, и через минуту ворота медленно отворились. Они прошли по длинной аллее, усыпанной снегом, к огромному особняку. Перед входом стоял фонтан, замерзший и скованный льдом. Маша завороженно смотрела на него. В доме их встретила горничная. Она провела их в большую гостиную, где у горящего камина сидела пожилая женщина. — Здравствуйте, — тихо произнесла Настя, — Татьяна Сергеевна, нам… Женщина окинула Настю презрительным взглядом, словно та была грязным пятном на дорогом ковре. — Явились! Что надо?! — У нас трудности… — начала было Настя, — Машеньке нужна теплая одежда, я очень тревожусь за ее здоровье… Татьяна Сергеевна перебила её. — Ты отродье это зачем сюда притащила? — спросила она, — я почему о ней переживать должна?! Я всегда была против этого брака. Мой сын заслуживал лучшего! Маша почувствовала, как к горлу подступает ком. Она не понимала, что происходит, но чувствовала, что эта женщина ненавидит её и её маму. — Пожалуйста, — взмолилась Настя, — у неё нет никого, кроме меня. Помогите хотя бы ей. — Я уже сказала, — отрезала Татьяна Сергеевна, — убирайтесь отсюда. И больше никогда не появляйтесь! Маша видела, как у мамы дрожат губы и как по щекам катятся слезы. Она подбежала к ней и крепко обняла. — Мамочка, пойдем отсюда, — прошептала она, — нам не нужна их помощь. Мы сами справимся. Настя вытерла слезы, взяла Машу за руку, и они ушли. Это был первый и последний раз, когда мама Маши к своей свекрови обратилась за помощью. Когда они вышли за ворота, Маша спросила: — Мам, а почему она нас так ненавидит? Настя вздохнула и обняла Машу. — Потому что она думает, что я не достойна её сына, — ответила она, — она считает, что мы из разных миров. — Но это же неправда, — возразила Маша, — ты самая лучшая мама на свете. Настя улыбнулась. — Спасибо, доченька, — сказала она. Вечером, в своей крохотной комнате, Настя сидела за швейной машинкой, пытаясь сшить Маше новую шапку из старого свитера. Маша сидела рядом и читала книгу при свете настольной лампы. В комнате было тепло и уютно, несмотря на холод и снег за окном. — Мам, а ты не жалеешь, что связалась с папой? — вдруг спросила Маша. Настя оторвалась от шитья и посмотрела на Машу. — Нет, — ответила она, — я не жалею. Благодаря ему у меня есть ты. А ты — самое лучшее, что случилось в моей жизни. Маша улыбнулась и обняла маму. — Я тебя тоже очень люблю, — прошептала она. Настя поцеловала Машу в лоб и снова принялась за шитьё. Послышался стук в дверь. Настя удивлённо взглянула на Машу. Кто мог прийти к ним так поздно? Она открыла дверь, и на пороге стояла баба Зина, соседка по этажу. В руках она держала старую дубленку. — На, — хмуро сказала она, протягивая дубленку Насте, — моя покойная дочь носила. Может, вашей девке сгодится. Шастает в тоненькой куртенке, все внутренности, небось, давно застудила. Добротная шубейка, в ней точно не замерзнет. Настя опешила. Она не ожидала помощи от этой угрюмой женщины. — Спасибо, — пробормотала она. А потом не удержалась: — Почему вы вдруг решили нам помочь? Баба Зина пожала плечами. — Просто… вспомнила себя в молодости. Тоже одна с дочкой была. Знаю, как это тяжело. Она ушла, оставив Настю с дубленкой в руках. Маша, тогда десятилетняя, впервые подумала, что людей нельзя судить как минимум по внешнему виду. Баба Зина вроде злая, а на самом деле — добрая. Не первый раз помогает.
