«Говорят, ты беременна. И что от моего сына. Правда?» — с решимостью спросила Лида, готовясь изменить судьбу Насти и её будущего ребёнка

— Лидка, а правду бабы говорят, что Настя Морозова от Лёшки твоего беременна? — ехидно спросила соседка Даша, когда Лида шла мимо её дома. — А я сплетни не собираю, и ничего такого не слышала, — спокойно ответила Лида и пошла дальше. Но разговор этот засел в голове. Семью Морозовых лично не знала, но фамилию эту слышала. Неблагополучные. Мужик женился на женщине с двумя детьми. Выпить любят. Живут на краю села. Больше ничего не знала. Кто такая Настя, понятия не имела. Вечером она долго сидела у окна, не включая свет. За окном темнело, а мысли крутились, как вороньё над полем. То, что у её сына была девушка, она не знала. Лёшка был малоразговорчивый, стеснительный, но добрый и работящий. Всегда помогал ей по хозяйству, воды налить курам, корма насыпать, в огороде прополоть, никогда не отказывал. Муж бросил Лиду, когда была беременна. Сказал, не готов тянуть такую ношу, пожить для себя хочет. Ох, и обозлилась тогда, но ничего, справилась сама. Хорошего сына вырастила… На следующее утро, накинув пальто и повязав платок, Лида отправилась к Морозовым. Ветер был колючий, осенний, она быстро шла, словно не замечала ничего вокруг. И знала, что если не разберётся, спать спокойно не сможет. Подошла ко двору. Забор покосился, калитка держалась на честном слове. Лида постучала, но ответа не было. Потом хлопнула дверь, раздались шаги. Из-за угла показалась девчонка, худенькая, волосы ярко-рыжие, толстая коса, в растянутом свитере и старых тапках. — Настя? — спросила Лида. — Да, — девушка насторожилась, — А вы кто? — Я Лидия Степановна. Мать Алексея Смирнова. Лёшки. Глаза у Насти округлились. Щёки порозовели. Она отвела взгляд, потупилась. Молчала. Лида не стала ходить вокруг да около. — Говорят, ты беременна. И что от моего сына. Правда? Настя вскинула на неё глаза. И в тот же миг лицо её исказилось, губы задрожали. — Правда, — выдохнула она. — Он… он уехал, а я… Мама говорит, чтобы аборт делала, а я не могу. Мы с ним любим друг друга. Мы переписывались. Я ему всё хотела сказать, но мать мои письма рвёт. Она пьёт. И отчим с ней. Кричат. Из дома гонят. Мне идти некуда… Я школу закончила, и в магазин сразу устроилась работать… Но из-за матери меня выгнали, никуда не хотят брать… И что делать, не знаю… Лида смотрела на девочку, и сердце её сжалось. Не капризная, не дерзкая, а растерянная, тоненькая, с глазами, в которых столько боли, сколько не у каждой взрослой женщины найдёшь. Она вздохнула глубоко. — Переезжай ко мне, — сказала тихо. — Ты не одна. И ребёнок твой не один. Лёшу дождёмся вместе… Настя не сразу поверила. Стояла, будто не слышит. — Что стоишь? — уже твёрже сказала Лида. — Собирай вещи и переезжай. У меня комната пустая есть, места хватит. Настя кивнула всхлипывая. Через пару дней Настя уже жила у Лиды. Спала на старенькой кровати в бывшей комнате Лёшки. Лида принесла из шкафа пелёнки, что хранились с тех времён, когда ещё своей сестре помогала с детьми. Надо перебрать их, проверить, в каком состоянии. Потом купили ей в городе новые вещи. Весь гардероб девушки состоял из стареньких джинсов и платья, да пара кофточек. Настя неловко примеряла одежду для беременных, краснела, смеялась. Живота пока не было видно, брали на будущее. Вечерами пили чай с малиновым вареньем, Лида рассказывала, как рожала. — Главное, не бойся. Все бабы через это проходят. Родишь, молодая, здоровая… — Спасибо вам… — шептала Настя. — Я и не верила, что так бывает… Вы так хорошо отнеслись ко мне… — Бывает, девочка. Когда не злобой живёшь, а сердцем… Да и внук это мой, или внучка, как же я в стороне останусь… В письме всё рассказали Лёше. Он благодарил мать и поддерживал Настю, уверял, что всё будет хорошо. Перед родами поехали покупать всё для ребёнка.