Вадим, водитель городского автобуса, в последнее время ходил на работу, как на праздник потому, что каждый раз надеялся увидеть ее еще раз…
Две недели назад он забирал людей на остановке возле общежития технологического университета. Автобус и так был забит до отказа, а тут эти студенты. Никогда раньше Вадим не рассматривал пассажиров. И вдруг…
Две девушки со смехом наблюдали как друзья ломились в переполненный автобус и, казалось, не собирались к ним присоединиться.
Одну Вадим толком не рассмотрел, а вот вторая…
Рыжие, сияющие на солнце волосы девушки, его просто заворожили, точеная фигурка заставила волноваться, а звонкий, мелодичный голосок проник в самое сердце.
Мужчина влюбился с первого взгляда! Влюбился и пришел в ужас.
Где он – женатый, тридцатилетний отец двоих детей, и где она – молоденькая, неопытная девушка студентка, у которой в прошлом только детство и юность, а впереди – целая жизнь. Зачем он ей? Такой красавице вряд ли нужен простой шофер, да еще с кучей проблем.
И Вадим решил любить таинственную незнакомку на расстоянии.
Отношения с женой у него давно разладились, жил он с ней ради детей и потому появление «золотой девочки» буквально вернуло мужчину к жизни. Если и не во всей ее полноте, но…душа пела, сердце учащенно билось, мир вокруг снова засиял яркими красками.
Теперь, подъезжая к той самой остановке, мужчина волновался как мальчишка. У него было совсем мало времени, чтобы насмотреться на возлюбленную.
Вот она с подружкой на остановке, вот они заходят внутрь, вот они в салоне – он видит ее в зеркале. Все… Вышли…
Он бы долго смотрел ей вслед, но, увы, это невозможно: автобус должен идти по расписанию…
Так продолжалось месяца три. Вадим думал, что его интереса к рыжеволосой красавице никто не замечает. Но ошибся.
Юля – именно так звали даму его сердца, давно обратила внимание, что водитель автобуса, который возит их с Алеськой в универ, глаз с нее не сводит. (продолжение в статье)
Знаете, иногда самые большие перемены начинаются в самые обычные дни. Вот и тогда ничто не предвещало беды — я готовилась к семейному чаепитию, как делала это сотни раз до этого. Старенький чайник уютно посвистывал на плите, а я расставляла мамины чашки с золотой каёмочкой — её любимый сервиз, который она берегла для особых случаев. Теперь он достался мне, как и вся эта небольшая, но такая родная квартира.
Я как раз раскладывала печенье по тарелкам, когда в дверь позвонили. Первой на пороге появилась Марина — моя двоюродная сестра, с пакетами наперевес и своей фирменной улыбкой до ушей. За ней, как всегда шумно, ввалилась Светлана с детьми.
— Анечка! — Марина бросила пакеты прямо в прихожей и кинулась обниматься. — Как же давно мы не виделись!
От неё пахло какими-то новомодными духами, слишком резкими для моего вкуса. Я невольно отстранилась, но она, кажется, не заметила.
— Ой, а помните, как мы в детстве тут играли? — Светлана уже прошла в комнату, её дети, близнецы-непоседы, тут же принялись исследовать все углы. — Тётя Люда всегда держала в этом серванте конфеты. Говорила, для особых гостей...
— А помнишь, как мы однажды умудрились разбить её любимую вазу? — подхватила Марина, плюхаясь на диван и закидывая ноги. — Боже, как она тогда расстроилась! Но даже не ругала нас особо.
Я помнила. Помнила каждую историю, каждый уголок этой квартиры хранил воспоминания. Вот здесь папа учил меня читать. Тут мама пекла свои знаменитые пироги — до сих пор, когда очень грустно, я достаю её старую тетрадь с рецептами, и мне кажется, что она где-то рядом.
Светлана тем временем уже хозяйничала на кухне. Я услышала, как открывается дверца шкафа.
— Ань, у тебя тут всё на тех же местах! — крикнула она. — Я возьму большое блюдо? Мы тут пирог принесли...
Что-то кольнуло внутри. Раньше никто не позволял себе так свободно распоряжаться в маминой... в моей кухне. Но я промолчала. В конце концов, мы же родня. Сколько лет знаем друг друга...
— Дети, не трогайте фотографии! — я дёрнулась, увидев, как близнецы тянутся к полке со старыми снимками.
— Да ладно тебе, Ань, — махнула рукой Марина. — Пусть поиграют. Они же маленькие.
Я снова промолчала. Села в своё любимое кресло — то самое, в котором когда-то сидела мама, — и стала наблюдать, как моя квартира постепенно наполняется чужими звуками, запахами, движениями. Как будто кто-то невидимый медленно, но верно стирал границы моего личного пространства.
А ведь это только начало. Я ещё не знала, но в тот момент, глядя на расположившуюся по-хозяйски Марину, на Светлану, деловито гремевшую посудой на кухне, на детей, оставлявших липкие следы на стекле серванта, я уже чувствовала: что-то безвозвратно менялось в моей жизни. И это "что-то" мне совсем не нравилось.
Вечер затягивался. Дети уже клевали носом на диване, а мы всё сидели на кухне, перебирая старые истории. Странно, как память избирательно хранит прошлое — Марина и Светлана помнили совсем другое детство, не то, что помнила я. В их рассказах мама превратилась в какую-то добрую фею, которая только и делала, что пекла плюшки для всей родни и мечтала, чтобы дом всегда был полон гостей.
— А помнишь, тётя Люда всегда говорила: "Мой дом — ваш дом"? — Светлана разливала по третьей чашке чая, уже совершенно по-свойски гремя ящиками в поисках чайных ложек.
Я помнила другое. Как мама уставала от гостей. Как иногда, после ухода родственников, тихонько вздыхала: "Хорошо, что хоть иногда можно побыть в тишине". Но разве теперь это докажешь?
Краем глаза я заметила какое-то движение в коридоре. Марина пыталась незаметно пристроить огромный чемодан за вешалкой.
— Это... это что? — я почувствовала, как внутри всё сжалось.
— А, это? — беззаботно отозвалась Марина, возвращаясь на кухню. — Да так, вещи кое-какие. У меня дома такой бардак с этим ремонтом, шкафы все разобраны. Я подумала — может, пока тут постоят? У тебя же места много.
Я открыла рот, чтобы возразить, но Светлана уже подхватила:
— Слушай, и правда! У тебя тут столько пространства пропадает. Живёшь одна в трёхкомнатной... — она мечтательно огляделась. — А мы с детьми в съёмной однушке ютимся. Знаешь, сколько сейчас аренда стоит?
— Но... — начала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Ань, ну мы же семья! — Марина положила руку мне на плечо. От её прикосновения хотелось отстраниться, но я снова промолчала. — Папа с мамой всегда говорили, что нужно держаться вместе. Они бы точно одобрили.
Я смотрела на этот чемодан в коридоре. Большой, основательный — такие берут не на пару дней. По спине пробежал холодок. Что-то подсказывало: это только начало.
— И вообще, — продолжала Светлана, — одной жить вредно. Засядешь тут, как сыч, с книжками своими... А так и поговорить есть с кем, и детский смех в доме...
Дети, кстати, уже вовсю храпели на диване, раскидав вокруг крошки от печенья и фантики от конфет. Придётся потом убирать.
— Я подумаю, — выдавила я из себя, понимая, что это самое большее, на что сейчас способна.
Марина просияла:
— Вот и славно! А я завтра ещё кое-какие вещички подвезу. Всё равно ведь места много.
Они ушли около одиннадцати. Светлана еле растолкала детей, пообещав завтра снова прийти "к тёте Ане". Я стояла у окна, глядя, как они садятся в такси, и не могла отделаться от чувства, что в мою жизнь только что вломились. Без стука. Без спроса. И, похоже, всерьёз и надолго.
Усталая после рабочего дня, я медленно поднималась по лестнице, предвкушая тихий вечер с книгой и чашкой чая. Но уже в подъезде услышала доносившуюся из моей квартиры музыку. Детский смех. Громкие голоса.
Ключ в замке провернулся как-то непривычно туго. Я толкнула дверь и замерла на пороге — в первую секунду даже показалось, что ошиблась квартирой.
Моя уютная прихожая превратилась в подобие вокзального камера хранения. Вдоль стен громоздились коробки и пакеты, на вешалке теснились чужие куртки и пальто, а на полу... Я с ужасом уставилась на растоптанный коврик, который мама когда-то привезла из Средней Азии. На нём отчётливо виднелись следы грязной обуви.
— Ой, Анечка пришла! — Марина выглянула из кухни. — А мы тут пока без тебя обживаемся!
"Пока без тебя". Эти слова царапнули что-то внутри. Я прошла в гостиную и почувствовала, как к горлу подступает ком. Мой старый диван был сдвинут к окну. (продолжение в статье)