Ольга поставила тарелку с яичницей перед Виктором и села напротив. Он даже не поднял глаз от газеты. Вилка звякнула о фарфор — единственный звук в кухне, где когда-то смеялись и планировали будущее.
— Витя, нам пришёл счёт за отопление, — начала она, разливая чай в чашки. — Восемь тысяч. Нужно что-то решать с батареями.
Он перевернул страницу. Будто она говорила со стеной.
— Слышишь меня? — Ольга подняла голос, но не сердито. Устало.
Виктор отхлебнул чай, не отрываясь от чтения. На странице — сводка футбольных матчей, которые он даже не смотрел. Просто читал, чтобы не слышать её голос.
Ольга встала, собрала его нетронутую тарелку. Яичница остыла, желток стал резиновым. Как их разговоры. Как их жизнь.
— Тридцать лет, — прошептала она, глядя в окно на соседский двор. — Тридцать лет я говорю в пустоту.
Кот Барсик потёрся о её ноги, мурлыкая. Хотя бы он её слышал. Хотя бы для него она существовала.
Виктор сложил газету, встал и, не сказав ни слова, ушёл в свой кабинет. Дверь хлопнула — не громко, но окончательно. Ольга осталась одна с грязной посудой и мыслью, которая крутилась в голове всё чаще: «Я умерла для него, но ещё жива для других».
Она открыла кран, тёплая вода побежала по рукам. В отражении на мокрой тарелке — лицо пятидесятидвухлетней женщины, которая разучилась улыбаться по утрам.
В приюте пахло псиной шерстью и дезинфекцией, но Ольге здесь дышалось легче, чем дома. Она наклонилась над клеткой, где лежала немецкая овчарка — морда в синяках, задняя лапа в гипсе.
— Красавица моя, — шептала Ольга, просовывая руку сквозь прутья. — Что же тебе сделали, милая?
Собака слабо махнула хвостом, лизнула её пальцы. Глаза — умные, благодарные. Совсем не такие, как у Виктора. Эти видели её.
— Её подростки избили на пустыре, — сказал Денис, молодой волонтёр с растрёпанными волосами и вечно грязными руками. — Камнями. За то, что защищала щенков.
Ольга сжала кулаки. Как можно поднять руку на того, кто защищает слабых?
— Благодаря вам — да. Вы наш тыл, Ольга Михайловна. Если бы не ваши деньги на лекарства, не ваши ночи здесь…
Он не договорил, отвернулся к другой клетке. А Ольга стояла, будто громом поражённая. «Наш тыл». «Если бы не вы».
Она была нужна. Здесь, в этом пропахшем хлоркой приюте, среди брошенных животных — она была необходима. Её ждали. Её ценили.
Овчарка снова лизнула её руку, и Ольга вдруг поняла: щелчок произошёл. Тот самый момент, когда что-то внутри ломается и перестраивается заново.
— Денис, — позвала она. — А если я смогу больше времени проводить здесь? Не только по выходным?
Он обернулся, глаза загорелись.
— Серьёзно? Мы могли бы открыть дневной стационар, принимать больше животных…
