Через две недели произошёл перелом. Мария вернулась с работы и застала в гостиной странную картину. Зинаида Петровна сидела на диване с красными глазами. Игорь стоял у окна, отвернувшись.
— Что случилось? — осторожно спросила Мария.
— Мама… — начал Игорь и замолчал.
— Я переезжаю, — глухо сказала свекровь, не поднимая глаз. — Обратно в свою квартиру.
Мария молчала, ожидая продолжения.
— Я поняла, — продолжила Зинаида Петровна, и голос её дрогнул. — Я поняла, что вела себя неправильно. Я думала, что помогаю. Что забочусь. А получилось, что я просто лезла в вашу жизнь. Контролировала. Навязывала своё мнение.
Мария подошла и села рядом.
— Зинаида Петровна…
— Нет, дай мне договорить, — свекровь подняла руку. — Когда мы с Игорем остались вдвоём после развода, я привыкла всё контролировать. Это был мой способ справиться с одиночеством. Я думала, что если буду всё держать в руках, то не потеряю сына. Но вместо этого я чуть не разрушила вашу семью.
Она наконец подняла глаза на Марию.
— Я была неправа. Прости меня. Твои деньги — это твои деньги. Твоя жизнь — твоя жизнь. Я не имела права копаться в твоих вещах, критиковать твои траты, вмешиваться в ваши решения. Я переезжаю, потому что вы заслуживаете пространства. Своего пространства, без меня.
Игорь повернулся. На его лице была смесь вины и облегчения.
— Маш, я тоже виноват. Я должен был встать на твою сторону сразу. Ты моя жена. Я должен был защитить тебя, а не маму. Прости.
Мария чувствовала, как внутри что-то размягчается. Она устала от этой войны. Устала от напряжения, от холода, от разделения.
— Зинаида Петровна, вам не обязательно уезжать, — тихо сказала она. — Но если вы останетесь, нам нужны границы. Мы должны уважать личное пространство друг друга. Никакого копания в вещах. Никакого контроля расходов. Никаких советов, если их не просят.
Свекровь кивнула, утирая слёзы.
— Я постараюсь. Обещаю.
— А я, — Мария повернулась к Игорю, — хочу услышать от тебя, что ты на моей стороне. Не против мамы, а именно со мной. Что в нашей семье главные — мы двое. А всё остальное — вторично.
Игорь подошёл, обнял её.
Вечером они сидели втроём на кухне, пили чай. Мария достала телефон и при них перевела свои тридцать восемь процентов обратно на общий счёт.
— Но, — сказала она, глядя на Игоря, — если что-то подобное повторится, я не буду разговаривать. Я просто уйду. Навсегда.
Зинаида Петровна осталась ещё на месяц, но это был другой человек. Она научилась спрашивать разрешения. Научилась принимать отказ. Научилась не лезть с советами туда, куда не просят.
А когда она действительно переехала в свою квартиру, они начали встречаться по воскресеньям. Пили чай, разговаривали. Но теперь это были встречи взрослых людей, уважающих друг друга.
Мария больше не чувствовала себя под контролем. Она чувствовала себя свободной. И эта свобода стоила каждого рубля из тех тридцати восьми процентов, которые она когда-то отделила.
Иногда, проходя мимо банкомата, она вспоминала тот день, когда создала счёт «Моё». И улыбалась. Потому что именно в тот момент она отстояла своё право быть собой. И это изменило всё.
