Анне тридцать пять. Она живет в спальном районе на окраине, в однушке, подаренной родителями, там где когда-то собиралась написать детскую книгу, но вместо этого вырастила фикус, забила полку книгами по развитию и родила сына от анонимного донора. Решение было осознанным, хотя и принято в момент, когда бывший ушел «искать себя», а мать купила ей сертификат на курс по женской энергии. Аня выбрала клинику, выбрала донора — с помощью младшей сестры Лизы, которая работает репродуктологом и умеет отличать генетику от маркетинга.
— Я тебе найду лучшего, — сказала тогда Лиза, — даже лучше, чем твой бывший. Хотя кого угодно легче найти, чем забыть такое “чудо” как он.
Так появился Степа. Три килограмма любви, молчания и сосредоточенности. Он почти не плакал, но смотрел так, будто знал, как устроены налоги. Сейчас ему год, и он тянется ко всему, что блестит, звучит и пахнет едой. Особенно к третьему.
Анна не помнила, когда в последний раз пила кофе горячим. Утро начиналось одинаково: ребенок, подгузник, каша, потом снова подгузник, и где-то в этом промежутке — ее собственная попытка умыться и хотя бы притвориться человеком. Сегодня она почти справилась: волосы в пучке, лицо вымытое, футболка без пятен, вроде бы.
— Ты опять не спал? — буркнула она, глядя на сына, который жевал погремушку с такой решимостью, будто хотел прогрызть себе дорогу в другую вселенную.
Анюта работает редактором фрилансером, чаще всего — в пижаме. В ее квартире всегда пахнет детским кремом, гречкой и легкой усталостью. На улице весна делала вид, что уже почти лето. Утром Аня вышла с коляской в подъезд, и уперлась в застывший лифт. Табличка гласила: «Ремонт. Приносим извинения». Конечно, кто ж еще извинится, если не листочек на скотче?
— Да чтоб вас, — процедила она и попыталась развернуть коляску обратно, когда кто-то сзади сказал:
— Помочь?
Она обернулась. Высокий, джинсы, толстовка, лицо с легкой щетиной, в руках — пакеты с апельсинами и что-то вроде домашнего торта в пластиковой коробке.
— Привет. Я новый сосед, Алексей. Только въехал. Лифт, я так понимаю, живет своей жизнью?
— Он скорее умер и забыл об этом, — вздохнула Анна, — да, если не сложно, помогите.
Он взял коляску так уверенно, как будто всю жизнь только этим и занимался. Спустились быстро, без неловкостей.
— Спасибо, — сказала она, — я Анна, а это — Степа, ему год, он не разговаривает, но уже разочарован в человечестве.
Ребенок уставился на Алексея, потом протянул к нему руку. Мужчина улыбнулся, подал молодой маме один из ее пакетов — и в этот момент его пакет надорвался. Апельсины покатились по двору как яркие разбегающиеся участники флешмоба.
— Супер. Первый день — и я уже устроил уличную акцию щедрости.
Анна рассмеялась, помогла собрать. Один апельсин покатился под скамейку, второй попытался попасть в песочницу. Ребенок хихикал, от того как взрослые прыгали лягушками, собирая фрукты.
— У вас тут прямо инициация, — сказала она, — добро пожаловать в наш тихий ад.
— Ничего. Я к хаосу готов, — усмехнулся он, — сам только выбрался из одного, так что адаптация в процессе.
— Если что, это можно считать официальным крещением. Теперь вы точно один из нас.
Они разошлись спустя минуту. Она толкнула коляску по дорожке и вдруг поймала себя на том, что улыбается. Без причины, просто потому что…
На следующий день Анна выходила выбросить мусор — пакет с пустыми банками от детского пюре, салфетками и разной мелочью. Лифт все еще не работал, но теперь это даже не раздражало. Алексей стоял у контейнера, с пустой коробкой от пиццы и бутылкой из-под овсяного молока.
— Вы явно еще не адаптировались, — заметила она поздоровавшись, — сначала апельсины, теперь — зож и глютен-фри?
Он обернулся, чуть смущенный, но с тем же выражением лица, будто ничего лучше, чем выбрасывать мусор с утра пораньше, ему и не надо.
— Это моя личная стратегия выживания: пицца и овес.
— Добавьте кофейный скраб и будет полное бьюти-комбо.
Он рассмеялся. У него был странный, хрипловатый смех, немного старомодный, как будто он смеется не над шуткой, а над жизнью в целом.
— Привет, Степан, — кивнул он ребенку присаживаясь на корточки у коляски.
— Мы сегодня серьезны, как никогда. По его взгляду — вы не проходите собеседование, — пошутила Аня.
Малыш и правда уставился на Алексея. Не просто смотрел — потянулся. Сначала одной рукой, потом обеими. Анна заметила, как у нее внутри что-то дрогнуло.
— Он обычно не так активен, — пробормотала она, — особенно с новыми людьми.
— Может, я просто вкусно пахну, — шутя предположил Алексей, — я сегодня ел банан.
Анна смеялась, не сдерживая этого. Давно не слышала, чтобы с ней шутили так по детски и легко.
— Слушай, у меня все равно чайник на плите, — она как то запросто переходя на ты, — Если ты не против…
— Это приглашение в дом или проверка на наличие маньячества? — продолжал острить Алексей.
— И то, и другое. Я пью ромашковый, так что он в любом случае обезвредит тебя.
Квартира Анны была не в идеале, но уютна. Алексей огляделся, заметил фикус, кучку мягких игрушек, недопитую кружку чая и подгузники в углу, будто они сбежали с фронта.
— У тебя тут… по-настоящему.
— Это ты вежливо так бардак называешь?
— Нет. Просто приятно, когда не маскируют жизнь под каталог IKEA.
Она поставила чай, достала печенье, которое давно забыла в верхнем шкафу. Степка сидел на ковре и снова, без колебаний, пополз к Алексею. Не к ней, не к игрушке. а прямо к нему.
— Слушай, — тихо спросила она, — у тебя там в кармане точно не зефир?
— Может, я просто очень пушистый внутри, — пожал плечами он улыбаясь мальчугану.
Ребенок вцепился в его палец, Алексей не дернулся, он просто сидел, с удивлением на лице, и смотрел, как маленький человечек кладет голову ему на колено, будто так и надо.
— Это нормально? — спросил он.
— Нет, это даже очень странно, — Анна удивлялась все больше.
Алексей ушел через полчаса.Уходя, просто сказал:
— Я рядом, если надо. Ты зови, если что помочь.
Аня еще долго смотрела в окно, будто надеялась, что он снова появится. Степашка заснул быстро, положив голову на ее плечо, но перед этим все равно повернулся к двери. Туда, где недавно стоял Алексей.
На третий день он постучал в дверь с чемоданчиком для инструментов.
— Ты говорила, у тебя кран капает? Можешь вызвать сантехника или… меня, бюджетный вариант.
— У сантехника хотя бы квитанция будет.
— А у меня — отсутствие осуждения.
Еще через пару дней он появился с банкой кофе. Просто постучал и сказал:
— Случайно взял два. Одна банка явно лишняя.
— Конечно. Как и пицца, и овсяное молоко, и теперь кофе. Случайности у тебя какие-то очень заботливые, — Аня сердилась, или просто делала вид.
— Это я просто не умею делать вид, что равнодушен.
— Ты сейчас пытаешься произвести впечатление?
— Нет. Я пытаюсь выяснить, можно ли пить кофе с фрикадельками из детского питания.
Анна хмыкнула и пошла ставить чайник.
Это вошло в ритуал, не было дня, чтобы Леша не забегал к ним или с чем то, или просто спросить как Степка спал. То держал Степу, пока она развешивала белье, то чинил дверцу на шкафчике, снимал штору, когда нужно было постирать. Они не договаривались — он появлялся в нужный момент, и оставался ровно настолько, насколько был нужен.
— Ты не слишком часто здесь бываешь для “просто соседа”? — спросила она однажды.
— Слушай, я уже знаю, где у тебя лежит чай. Это как минимум статус “почти мебель”.
— Статус почти “табуретка с харизмой”, — рассмеялась Анюта.
Степа тянулся к нему все чаще. Смеялся, когда Алексей говорил глупости, тянул к нему игрушки, пытался кормить кашей.
— Он тебя явно принял, — говорила Анна глядя, как сын лезет к нему с ложкой.
— Да, он просто видит во мне такого же беспомощного пацана, своего в доску.
— Что-то в этом есть.
Однажды Алексей принес старую книгу — “Муха-Цокотуха”, с потрепанной обложкой.
— Моя из детства. Нашел у родителей. Подумал — может, Степе зайдет.
Анна взяла книгу, как будто он дал ей что-то хрупкое.
— Спасибо. Он обожает, когда читают вслух.
— Тогда вечером я приду с голосом диктора, ты не против, надеюсь.
— Только не читай ему “Маленького принца”. Он еще не готов к экзистенциальному кризису, — съязвила Аня.
Никто не произносил слов вроде мы или вместе. Но все уже начинало звучать именно так. Просто — без подписи, как будто кто-то стер имена с табличек, но двери все равно знали, кто где живет.
Анна давно не позволяла себе думать о романтике. Не потому что разочаровалась или гордо ушла в материнство, просто перестала видеть в этом смысл. Ее мир стал узким, как кухонный проход между детским стульчиком и сушилкой для белья. Там не осталось места для случайных взглядов, легкого флирта или уж тем более чувств. Алексей появлялся как-то иначе, не бросался в глаза. Он просто… присутствовал рядом, просто брал и делал. Но где-то внутри она понимала — таких просто не бывает, сосед становился привычкой, но той, которую не хочется бросать.
В тот день он пришел как обычно — без предупреждения, с фразой:
— У тебя, кажется, дверца на мойке опять живет своей жизнью. Разрешишь вмешаться?
— Если ты ее уговоришь — я официально признаю тебя мебельным шаманом.
Он возился на кухне, ползал под раковиной, а она занималась своими делами, почти не наблюдая за ним — уже как к норме. Степа играл рядом, периодически подползая к нему и показывая ложку, как древнее сокровище.
В какой-то момент в дверь позвонили.
— Открыто! — крикнула Анна, не отрываясь от ноутбука.
Вошла Лиза — в джинсовке, с пакетами и уверенным видом младшей сестры, которая знает, когда пора проверить старшую на “жива ли вообще”.
— О, ремонт? Или очередное вторжение сантехников?
Алексей вынырнул из-под стола, держа отвертку.
— Алексей. Сосед и по совместительству местный мастер по дверцам, лампочкам и прочей кухонной философии.
Он протянул руку. Лиза чуть замешкалась, совсем немного, но Анна, зная ее, это сразу заметила.
— Елизавета. Сестра этой барышни с гениальным выбором мебели и мужчин. Ну, мебели — точно.
Она улыбнулась, но глаза ее задержались на лице Алексея чуть дольше обычного. В них было нечто странное — словно проблеск памяти. Он этого не заметил, продолжал объяснять Степашке, почему отвертка не для еды.
Анна поставила чай. Фрукты выложили на стол. Лиза вела себя обычно, но Анна ощущала легкое напряжение. Оно было не резким — тонкое, как если бы кто-то сверлил взглядом затылок, а ты не мог понять, откуда именно. Они неплохо посидели. Алексей, шутил, играл с малышом, вообщем развлекал всю компанию как мог.
Когда он ушел, Лиза стояла у окна, будто задумалась.
— Ну что? — спросила Анна, — хочешь сказать, я совсем поехала и уже запускаю мужиков в дом?
— Нет, — Лиза обернулась, — просто… не знаю. Он какой-то знакомый. Лицо такое… не новое. Может, с кем-то путаю.
— Ну, типаж у него распространенный: щетина, кофе, доброта. Наверное, виделась тебе такая реклама на автобусе.
Лиза усмехнулась, но не от шутки, а от своих мыслей..
— Может быть, да. Просто странное чувство. Ладно, не парься. Наверное, просто у меня паранойя. У тебя тут так мило и стабильно, что у меня тревожность включилась.
Младшая сестра осталась еще на полчаса: поиграла с племянником, съела яблоко, похвалила фикус, и ответила на все вопросы старшенькой о мамином новом хобби. Но каждый раз, когда заходила речь о соседе, она ловко уводила разговор на другую тему. В глазах у нее при этом оставалась та самая тонкая тревога, словно что-то шевельнулось в глубине — и не давало покоя. Девушка ушла от Анны в странном настроении. С одной стороны — все нормально, обычный вечер, кран починен, племянник упитан, сестра довольна, а другой — было ощущение, как будто ты смотришь сериал, и вдруг узнаешь в эпизодическом персонаже своего бывшего, из прошлой жизни, в костюме клоуна. Она шла к машине, прокручивая в голове лицо Алексея. Что-то в нем не давало покоя. Улыбка? Взгляд? Или… черт, эта родинка у переносицы?
— Странно, — пробормотала она, — очень странно.
На следующий день Лиза пришла на работу пораньше, не потому что горела энтузиазмом, а потому что внутренний зуд не отпускал. Кабинет был пуст, утро только начиналось. Она включила компьютер, сделала вид, что просматривает план по приему, но через пару минут уже открыла внутреннюю базу, медленно, с опаской, будто нарушает какую-то негласную клятву.
— Просто проверить. Для самоуспокоения. Мало ли, — сказала себе почти шепотом.
Ввела запрос по донорам. Открыла фильтр за 2010-й. Алексей. Начала листать. Страница грузилась долго, как в фильмах перед кульминацией. И вот — он. Фото в анкете, гладковыбритый, в рубашке. Но лицо то же. Абсолютно.
Алексей С. Донор. Участие в программе — подтверждено. Медицинские данные — отличные. Статус: биоматериал использован. Три цикла. Один — март прошлого года. Клиника: ее родная. Пациент: А. Гончарова.
Лиза уставилась в экран.
— Ну… здрасьте, приехали.
Щелкнула на карту процедуры, открыла протокол: заявка от Анны, подпись врача — ее собственная. Она сидела в кресле, как будто кто-то выдернул батарейку. Все в голове начало сходиться, и от этого было даже не страшно, а странно, от того что жизнь может так преподносить сюрпризы.
— Я сама… — выдохнула Лиза, — я сама выбрала ей донора. И теперь этот донор чинит ей кран и читает ребенку сказки.
Она рассмеялась. Тихо, как человек, у которого отказала логика.
— Надо мной издевается сама Вселенная.
Лиза закрыла базу, встала, подошла к окну. Вариантов было два: сказать или молчать. Оба — плохие. В голове вертелось только одно: он у Анны в доме, с ребенком на руках, помогает, ремонтирует, пьет чай, да и вообще почти свой. Она накинула куртку и пошла. Без плана, просто к двери, которую знала наизусть, чтобы решить, как сказать сестре обо всем, или не сказать вообще.
Лиза поднялась по лестнице, уже почти дотронулась до звонка, как дверь неожиданно открылась сама — будто ее ждали, или сквозняк решил сыграть с ней шутку.
— Лизок, заходи, — улыбнулась Анна, не отрываясь от кухни.
Из-за угла вышел Алексей, в руках — кружка с кофе, он выглядел так же спокойно, как всегда.
— Я хотел с тобой поговорить… — начал он, но замялся, взглянув на Анну, — ладно, не сейчас. У тебя гости, не буду мешать.
Он кивнул Лизе, тихо улыбнулся Анне:
— Я потом загляну, если ты не против.
Алексей ушел, оставив за собой легкий аромат кофе и чувство, что что-то важное осталось несказанным.
Аня только кивнула. Слова застряли где-то между глоткой и сердцем. В комнате повисла тишина, наполненная ощущением недосказанности.
Лиза поставила сумку у стены и вздохнула:
— Прости, я не знала, что он у тебя.
— Все нормально, — Анна прошла на кухню, — просто… не вовремя.
— Ты выглядишь так, будто готова была что-то сказать, — Лиза села напротив, ее руки сжались в кулаки.
— Он хотел, — Анна тихо сказала, — я не успела.
— Наверное, это даже лучше, — Лиза посмотрела в глаза сестре, — потому что я пришла именно с тем,чтобы кое что сказать.
В комнате пахло свежими яблоками и легкой тревогой. Старшая села, поджав ноги, младшая напротив — сжала руки.
— Я долго думала. Очень долго. И понимаю, что это прозвучит, как… как что-то странное. Но тебе нужно знать.
Анна напряглась.
— Только не говори, что он тебе кажется подозрительным или что он женат. Я правда не выдержу сейчас новую драму.
— Нет. Он не женат, и не маньяк, — Лиза чуть улыбнулась, хотя глаза ее были серьезны, — он донор.
— Донор? Какой еще донор?
— Биологический, он отец Степы. Тот самый, кого я выбрала тебе через программу. Это — он.
Комната будто застыла. Даже фоновый шум мультфильмов показался слишком громким, нарушая тишину.
Анна посмотрела на Лизу, будто она только что перевернула стол, за которым они оба обедали.
— Это шутка? — спросила тихо.
— Нет, — Лиза покачала головой, — я проверила в базе. Я же выбирала тебе донора, помнишь? Им оказался он. Все совпадает: дата, анкета, фото. Я ввела его имя, чтобы убедиться. И да — это он.
— Ты серьезно? — голос Анны дрогнул.
— Абсолютно. Я же говорила, что знаю его…
Анна встала, медленно прошлась по комнате, потом резко развернулась.
— И ты все это время молчала? Наблюдала за ним, как он рядом с нами, и не сказала ни слова?
— Я не сразу поняла, — Лиза опустила глаза.
— Вот именно. Ты должна была сказать сразу. Это как нож в спину.
Анна подошла к кроватке, где спал Степа. Присела рядом, погладила его по голове. Мальчик тихо сопел, прижимаясь к своей мягкой собаке — той самой, которую принес Алексей.
— Он все чувствует, Лиза. Он тянется к нему с самого начала, — Анна смотрела на сына.
— Я знаю, — тихо ответила Лиза.
— А теперь? Что теперь? Мне сказать ему правду? А если он уйдет? А если останется только из-за чувства долга?
Лиза встала, подошла к окну и посмотрела на улицу.
— Я не знаю, как правильно, — сказала она, не оборачиваясь, — но я поняла: если я промолчу, тебе будет только хуже. Потому что вы уже связаны, уже привязались друг к другу. И лучше услышать это от меня, чем случайно, где-то потом.
Анна молчала, потом тихо спросила:
— Ты думаешь, мне от этого легче?
— Нет, — Лиза подошла ближе, положила руку ей на плечо, — тебе сейчас тяжело. Но правда — это не конец. Это начало чего-то другого. Я верю, что вместе вы справитесь.
Анна присела на пол рядом с кроваткой, глубоко вздохнула и погладила сына.
— Он просто спит, — прошептала она. — как будто ничего не изменилось. А у меня внутри все трещит по швам.
В груди было тяжело. Не больно, а глухо — словно окутали вопросами, на которые нет ответа.
Самый главный вопрос звучал так:
— Сказать? Или нет?
— Решай сама, сестренка, — тихо сказала Лиза и оставила сестру думать.
Анна не нашла ответа. Только ощущение, что время подталкивает — вот-вот, сейчас.
И как будто в ответ — звонок в дверь прозвучал на следующий день.
Алексей стоял в проеме. В руке — пакет, из него торчал хвостик мягкой игрушки. Улыбка осторожная. Как у человека, который боится лишнего шага.
— Можно? На минуту. Я не нашел, куда деть это… — он кивнул на пакет, — и подумал, что, может Степка с ним найдет общий язык…
Анна молча отступила, пропуская его в коридор. Он прошел внутрь, аккуратно поставил пакет на тумбу.
— Он спит? — негромко спросил.
— Да. Зубы. Вторую ночь как после марафон,. — она устало вздохнула, провела рукой по лицу, — я как тряпка.
— Я заметил. У тебя голос такой, — он сел на край дивана, чуть развернулся к ней, — я не хочу мешать, пришел, потому что, наверное… Ну, потому что уже не могу это держать в себе.
Анна подняла взгляд, не перебивая.
— Ты мне нравишься, — выдохнул он, — это странно, наверное, или неправильно. Я все думаю, что ты уставшая, тебе сейчас не до этого. Но… — он усмехнулся, — ты мне снишься. И не как мама Степы. Как ты.
Она села на подлокотник кресла, чуть наклонилась вперед, как будто собиралась что-то сказать — и передумала.
— Я знаю, — наконец сказала, — я это чувствовала. Сначала думала, что мне кажется. Потом поняла, что и ты мне не безразличен.
— Если это не вовремя, скажи, я уйду, все пойму, правда. Мне просто нужно было, чтобы ты знала.
Она кивнула. Помолчала, потом встала и подошла ближе, но не села. Просто стояла рядом, глядя на него сверху вниз.
— Леша…
— М? — Он поднял на нее глаза, полные надежды.
— Есть кое-что, что ты тоже должен знать. Я не знала, как сказать. Не знала, когда.
Он насторожился.
— Это не просто совпадение, что ты оказался рядом. Это… это не случайность. Я знаю, кто ты.
— В смысле?
— Я знаю, что ты — донор. Я не хотела тебе говорить, но ты отец моего ребенка. Я сама узнала недавно. Понимаешь, Лизка, она репродуктолог. Ей ты показался знакомым, и она решила проверить, тем более она тебя мне и подобрала.
Он застыл. На мгновение в комнате стало как-то гулко.
— Ты знала? — он встал, не отрывая взгляда.
— Только вчера. Я не хотела говорить сразу. Боялась разрушить то, что есть. Но ты пришел с признаниями, а я … не могу врать
Он кивнул — будто хотел что-то понять, но не мог сразу.
— Я… Мне нужно… — он вздохнул, — прости, я пойду.
Он прошел мимо нее к двери, медленно, не хлопая, не злясь, просто как человек, у которого земля под ногами чуть съехала.
Анна не остановила.
Когда дверь закрылась, она села на пол. Обняла колени. Посмотрела в сторону кроватки. Там спал Степа. Маленький, теплый, мирный…его сын.
Она прошептала:
— Прости меня, малыш. Я просто… не знала, как.
Было ощущение, будто в груди тихо хрустнуло что-то важное. Не сломалось — сдвинулось.
Он пришел на следующий день. Без предупреждения. Но неуверенно — как будто сам не верил, что имеет право. Цветы в руках, простые, весенние. Такие, какие дарят не на извинение, а просто потому, что хочется.
— Я не знал, как сказать, — произнес он, стоя в дверях, — то, что чувствую.
Анна молчала.
Он выдохнул.
— Я вчера ушел… и всю ночь пытался понять, что со мной. Почему это так сильно задело. И понял: мне все равно на то, как это случилось, потому что не случайность это, а судьба. Главное, что вы есть.
Он смотрел на нее спокойно, прямо.
— Ты, он… вы — уже мои.
Анна отступила на шаг, но не закрыла дверь.
Он не вошел, просто стоял.
— Я не прошу тебя сразу поверить, я не герой и не подарок, просто… хочу быть рядом вами, и если ты позволишь — все остальное мы пройдем вместе.
Она просто кивнула, едва заметно, и шагнула в сторону, впуская его.
Он вошел. Тихо. Как входят в дом, где не хотят спугнуть хрупкое.
— Он вчера все чувствовал, — сказала она, глядя на сына, — искал тебя. Я даже не знаю, как… он ведь маленький, ничего не понимает, но чувствует..
— Я чувствую тоже. Все. До самых мелочей.
Они стояли рядом, не касаясь.
— Я боюсь, — прошептала она, — боюсь, что снова останусь одна, что он привяжется, а потом — пустота.
— Я не уйду, — сказал он тихо, — потому что теперь знаю, зачем пришел.
Он присел рядом и посмотрел на сына.
— Привет, парень, — шепнул, — я тут, и никуда больше не денусь.
Анна стояла в дверях, смотрела на них. И в этот момент впервые за долгое время позволила себе поверить. Хоть немного, хоть в этот день. Они не стали идеальной семьей сразу. Не было фанфар, небо не осыпалось розами.
Но было главное — шаг навстречу, первый, потом второй. Разговоры без недомолвок, тишина — не как отдаление, а как принятие. Степа рос, смеялся, лепетал — и тянулся к Алексею, как будто так было всегда. Анна иногда просыпалась ночью и прислушивалась — не к плачу, а к дыханию рядом. И находила в этом ту самую тишину, в которой есть счастье.
Теперь у них не было секретов. Были — дни. Обычные. Живые. С прогулками, вымытыми полами, детскими шалостями и запахом утреннего кофе. И с человеком, который однажды сказал,что останется,потому, что они его.
Жили — как могли.
И, кажется, именно так и начинается счастье…
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.
(Все слова синим цветом кликабельны)
