Субботнее утро пахло крепким кофе и плохо замытым полом. Анна сидела за столом, тыкая вилкой в холодный омлет, который готовила наспех, и мысленно репетировала очередной акт трагедии под названием «семейный обед у Тамары». Свадебное платье висело где-то далеко в памяти, а на месте былого счастья болтались только обрывки взаимных претензий.
Алексей ходил по кухне в носках с дыркой на пятке, шаркал и что-то бубнил себе под нос.
— Ну, давай уже, собирайся. Мама сказала к часу быть. Она там опять стол накрывает, — буркнул он, наливая себе третью чашку кофе.
Анна молчала. Во-первых, потому что хотела сейчас сказать что-то настолько ядовитое, что даже растения на подоконнике завяли бы от обиды. А во-вторых, потому что знала — спорить бесполезно. Тамара, эта вечно недовольная и по-своему величественная женщина, была как налоговая: всегда находила, за что придраться, и оставляла после себя только опустошение и нервный тик.
Когда они подъехали к старенькой «хрущёвке», Анна уже почти физически ощущала, как внутри неё нарастает комок раздражения.
Дверь открыла Тамара — в красном халате, с сигаретой в зубах и лицом человека, который ещё вчера был уверен, что войдёт в историю как Легенда.
— Ну, наконец-то, — театрально закатила глаза она. — Как всегда опоздали. Алексей, зайди, помоги мне сервировать. А ты, Анна, присмотри за пирогом. Хоть раз толк будет.
Ну конечно, — подумала Анна, — если я присмотрю за пирогом, он, может, хоть один раз не превратится в оружие массового поражения.
Они прошли на кухню. Тамара мгновенно втянула сына в обсуждение «как она устала» и «почему её никто не уважает». Анна молчала. Не потому, что ей нечего было сказать. А потому что, если она сейчас откроет рот, у Тамары случится культурный шок.
Через пятнадцать минут начался обед. И через пятнадцать с половиной — первые удары в солнечное сплетение под видом заботливой болтовни.
— Аннушка, — начала Тамара, улыбаясь так, как улыбается кошка, запрыгнувшая в миску со сливками. — А ты когда работать-то начнёшь как человек? Всё на Лёшеньке сидишь… Всё на нём… Ипотека, машина… а ты только ноготочки да кофейки свои считаешь.
Алексей с видом человека, которому срочно нужна телепортация в другую галактику, отвёл глаза. Анна положила вилку, медленно вытерла губы салфеткой и ответила:
— Я работаю, Тамара Борисовна. Просто мои доходы идут на оплату ваших бесконечных лекарств и подарков вашим «подружкам».
Тамара моргнула. Потом сощурилась. В кухне повисло гробовое молчание, которое можно было бы нарезать на куски и продавать в аптеке как успокоительное.
— Что ты себе позволяешь? — прошипела она. — Это мой сын! И моя семья! А ты — кто?
Анна улыбнулась. Очень вежливо. Очень медленно.
— Женщина, которая каждый вечер клеит вашего сына обратно по кусочкам. После ваших «разговоров по душам».
Алексей вскочил.
— Девочки, давайте спокойно…
Анна даже не повернула головы:
— Тебе слово дали, Лёша? Нет? Ну вот и помолчи.
Тамара аж покраснела от ярости.
— Сынок, ты слышишь? Она тебя унижает! Она тебя использует! Она…
— Она единственный человек, кто ещё тебя терпит, мама, — глухо пробормотал Алексей.
И тут всё рухнуло.
Тамара встала, держа в руках тарелку с оливье, как древний воин — щит, и заорала так, что даже тараканы от ужаса отложили яйца.
— Вы оба неблагодарные! Я ради вас жизнь положила! А вы…
И, не закончив, кинула тарелку в стену. Оливье эффектно стекло вниз, оставляя за собой дорожку из майонеза и чьих-то несбывшихся надежд.
Анна встала.
— Всё, я пас, — сказала она, подхватывая сумку. — Клоунаду без меня продолжайте.
Алексей кивнул, даже не пытаясь её удержать.
Когда Анна хлопнула дверью, во дворе заорал какой-то сердитый мальчишка, попавший в лужу. Анна усмехнулась. Её настроение было примерно таким же — промокшее, грязное, но до странного свободное. Анна сидела в кафе у окна, где кофе стоил как полбочки нефти, и методично прокручивала в голове только что случившееся. Ей было странно спокойно. Даже скучно. Как будто весь этот дурацкий спектакль в чужой квартире был только третьесортной пьесой, на которую её случайно занесло.
— Сижу тут как главная героиня в мелодраме, — пробормотала она в чашку с капучино. — Только без хеппи-энда.
— А я предупреждал, что туда ехать — как добровольно совать голову в пасть к голодному льву, — раздался за спиной знакомый голос.
Анна чуть не расплескала кофе.
Обернулась — перед ней стоял Артём. Тот самый. Первый. Любовь до обморока, поцелуи в подъезде, слёзы из-за каждой смски.
Он выглядел… лучше, чем она ожидала. Кожаная куртка, наглый взгляд, чуть седина на висках — и всё тот же непередаваемый шарм, от которого в девятом классе у неё дрожали коленки.
— Артём? — она чуть не подавилась его именем.
— Ну да, — усмехнулся он, — не призрак ещё. Хотя, если б ты знала, что я пережил за эти годы, возможно, посочувствовала бы.
Он плюхнулся напротив, как будто это была его личная резиденция.
Анна смотрела на него и чувствовала, как внутри снова начинает раскачиваться какая-то дурацкая карусель.
— Чего хочешь? — спросила она.
Артём ухмыльнулся, поставив на стол два латте.
— Спасти тебя. Или хотя бы посмеяться над тобой, если откажешься.
— Великолепный план, Артём. Просто бизнес-план года.
Они замолчали. Снаружи шёл дождь. В кафе пахло ванилью и чем-то бесповоротно грустным.
— Знаешь, — вдруг сказал Артём, глядя ей прямо в глаза, — а я ведь думал, что если мы когда-нибудь встретимся, ты будешь на каблуках и с кольцом от Тиффани.
Анна расхохоталась.
— Ага. Ещё бы с фатой и с ручной обезьяной на плече.
Он тоже засмеялся. И в этом смехе было что-то странно родное, давно забытое. Как запах нового пластилина в детстве.
— Слушай, — серьёзно сказал Артём, — а давай уедем отсюда? Просто так. Без истерик, без обязательств. Сбежим от этих токсичных родственников, от всего этого шапито.
Анна медленно поставила чашку.
— А как же моя скучная, унылая, до дыр привычная жизнь?
Артём подался вперёд, его голос стал тихим и опасным:
— А если я скажу, что там, за этим городом, тебя ждёт что-то настоящее?
Анна смотрела на него, и в её голове сражались сразу две армии: одна вопила «Беги, дурочка!», а другая лениво потягивалась и шептала: «А почему бы и нет?»
В конце концов, её жизнь всё равно уже пошла прахом. Почему бы не устроить салют в честь её падения?
Финал
