У нас произошло событие, о котором нельзя не рассказать. Чтобы предупредить неприятные последствия, предостеречь, позаботиться, так сказать, о ближних.
Итак, приехали к моей подруге дети из Питера погостить на недельку. Да и рассказали, что хотят купить дачу где-нибудь в Браславе. Так, чтобы озеро рядышком, а участок ─ типа хутора.
И вспомнила Лена, как совсем недавно знакомая рассказывала, что продает нечто подобное, и как раз в десяти километрах от Браслава.
Позвонила ей, расспросила. Та подтвердила, что до озера всего сто метров, место уединенное. Уже два года там никто не живет.
Словом, соблазнилось семейство, сели в машину и полетели участок смотреть. Путь не очень далекий ─ около трехсот км.
Когда приехали, солнышко уже спряталось, начинало смеркаться. (продолжение в статье)
Марина медленно листала выписку с банковского счёта, и каждая цифра в столбце расходов отзывалась в ней тревожной пульсацией.
Ежемесячные переводы на один и тот же счёт – тридцать тысяч, сорок пять, пятьдесят...
Её палец, с идеальным маникюром цвета бургундского вина, замер на последней транзакции – шестьдесят тысяч рублей некой Елене Соколовой.
И ведь не первый месяц деньги утекают, как вода в песок
Кирилл вошёл в кухню с видом человека, который вот-вот собирается съесть любимый сэндвич с индейкой и ни о чём не подозревает.
Он напевал что-то из новомодного репертуара, который крутили по радио, хотя ему было под сорок.
Марина молча толкнула в его сторону планшет с открытой банковской выпиской.
– Это что такое? – её голос звучал обманчиво спокойно, как затишье перед ураганом.
Кирилл замер с недоеденным огурцом в руке. Его взгляд скользнул по экрану и как-то сразу потускнел, словно кто-то прикрутил регулятор яркости.
– А, это... – он сделал паузу, точно ему требовалось время, чтобы подобрать слова. – Рабочие расходы. Проект с художественным фондом. Я говорил тебе.
– Нет, Кирилл. Ты ни слова не сказал о регулярных переводах какой-то Елене Соколовой. Ни единого слова за полгода! – последние слова Марина уже не произносила, а выстреливала, как пули из пистолета.
Когда женщина чувствует подвох, её интуиция работает точнее швейцарских часов
Кирилл поставил тарелку на стол – слишком аккуратно, слишком осторожно, словно боялся, что любое резкое движение может спровоцировать взрыв.
– Марина, это не то, что ты думаешь, – классическая фраза виноватого мужчины, от которой у неё свело скулы.
– А что я думаю, Кирилл? Что мой муж переводит суммы, равные половине нашей ипотеки, какой-то женщине? Что эти "рабочие расходы" почему-то идут не с рабочего счёта, а с нашего семейного? Что ты скрываешь это полгода?
Из спальни донеслась мелодия телефона Кирилла. Он дёрнулся, как от удара током.
– Марина, я всё объясню, но не сейчас. Это действительно сложно, но...
Телефон продолжал настойчиво звонить. Марина подняла выщипанную бровь:
– Не отвечаешь? Может, это она? Твоя Соколова?
– Послушай, – Кирилл потёр переносицу с таким отчаянием, будто пытался стереть с лица усталость последних месяцев. – Я дал слово. Я не могу сейчас всё рассказать.
– Слово? Кому? Ей?! – голос Марины взвился до опасных высот.
– Нет. Не ей. Себе.
Нет ничего хуже полуправды – она застревает в горле как рыбья кость
Марина схватила сумку, висевшую на стуле, и решительно направилась к двери.
– Что ты делаешь? – Кирилл сделал шаг в её сторону.
– А что делают все нормальные женщины, когда узнают, что муж оплачивает чужую жизнь их общими деньгами? – она обернулась в дверях, лицо перекошено от обиды. – Они выясняют правду. Сами.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены упала фотография в рамке – их свадебное фото. Стекло треснуло ровно между улыбающимися лицами Марины и Кирилла.
Марина впилась взглядом в телефон, словно это был не кусок пластика и стекла, а портал в параллельную вселенную.
Аккаунт в социальной сети некой Елены Соколовой – приватный, закрытый, как швейцарский банк.
Фото профиля – размытый силуэт со спины у мольберта. Художница, значит. И с февраля прошлого года – регулярная получательница сумм от Кирилла.
Ревность не просто чувство – это особая форма безумия с дипломом детектива
Их брак считался идеальным, если такое вообще существует за пределами глянцевых страниц журнала "Счастливая семья", где Марина вот уже восемь лет работала редактором.
Иронично – она профессионально редактировала чужие семейные истории, отсекая всё лишнее, оставляя только сияющую картинку, и точно так же поступала с собственной жизнью.
Кирилл – успешный арт-менеджер, она – редактор глянца. Безупречный брак с безупречной совместной ипотекой на безупречную квартиру с видом на парк.
– У вас же с Кириллом идеальные отношения, – часто говорили коллеги. – Как вам это удаётся?
И Марина с отработанной улыбкой отвечала что-то про взаимное уважение и совместное хобби (они оба коллекционировали винтажные открытки – эта страсть свела их на аукционе пять лет назад).
Она не рассказывала про ночи, когда Кирилл не приходил домой из-за "важных встреч с иностранными коллекционерами", про его внезапные командировки, про то, как последние полгода он всё чаще запирался в кабинете для "срочных звонков".
Счастье на показ – как фарфоровая ваза: красивая, но с трещинами
Марина остановила такси у кофейни "Лавандовый кот" на Чистых прудах и заказала двойной эспрессо.
Ей нужно было собраться с мыслями перед тем, как ехать по адресу, который она выудила из черновиков электронной почты мужа.
Благо, пароль от его аккаунта она знала – когда-то Кирилл сам поделился им, чтобы она могла подтвердить их совместную бронь отеля для поездки в Италию.
Она смотрела на своё отражение в витрине кофейни. Стильное каре с идеальной геометрией, цвета горького шоколада, тонкое шёлковое платье, прямая спина.
Дочь генерала в отставке, Вадима Ковалёва, она с детства знала, что такое дисциплина и контроль. "Ковалёвы не сдаются. Ковалёвы не плачут. Ковалёвы решают проблемы", – любил повторять отец, особенно после смерти мамы, когда Марине было всего шесть.
Детская привычка держать всё внутри перерастает во взрослую язву
После маминой смерти они часто переезжали – новые военные части, новые города, новые школы. Отец растил её один, строго и по-военному чётко.
На семейных фото из детства Марина всегда смотрела прямо в объектив – серьёзная девочка с косичками и отцовским упрямым взглядом.
– Мы с тобой одни против целого мира, – говорил отец, когда укладывал её спать. – Ты у меня единственная. Больше никого нет.
И ей было тепло от этих слов, от того, что она – особенная, единственная, неповторимая. Слова эти были якорем в море постоянных переездов и новых лиц. Якорем, который теперь, спустя тридцать лет, как будто начал ржаветь.
Когда они познакомились с Кириллом, её покорила не только его внешность с чуть небрежной щетиной и насмешливыми глазами, но и страсть к искусству.
Выпускник исторического факультета, он неожиданно нашёл себя в управлении арт-проектами. "Я помогаю художникам монетизировать талант, а коллекционерам – разумно вкладывать деньги", – объяснял он с той особенной улыбкой, которая появлялась у него только когда речь заходила о работе.
Влюблённость – это когда чужие странности кажутся очаровательными
В их доме стояла небольшая скульптура – бронзовая женская фигура с расправленными плечами и поднятой головой.
Первый подарок Кирилла. "Она напоминает мне тебя – сильная, гордая и при этом невероятно хрупкая внутри", – сказал он тогда. Марина обожала эту статуэтку.
До сегодняшнего дня.
Телефон завибрировал. Сообщение от Кирилла: "Марина, пожалуйста, вернись. Давай поговорим. Всё не так, как ты думаешь."
Она допила кофе одним глотком. Между разговорами и действиями Марина всегда выбирала действия. Она расплатилась и вышла на улицу, чувствуя, как внутри нарастает решимость.
Пока таксист вёз её через половину Москвы, от элитного района в сторону старых хрущёвок на окраине, она вспоминала, как год назад Кирилл стал работать с новым художественным фондом "Возрождение". Как стал задерживаться. Как однажды она нашла в его пиджаке чек из ресторана на две персоны. (продолжение в статье)
