— Я о нём думаю всегда. А ты?
— Ты эгоистка. Прости, но ты реально себя ведёшь, как капризная девочка. Сбежала к подружке, как школьница. Хочешь, чтобы я бегал за тобой? Не дождёшься.
— Я ничего не жду, Серёжа. Я ушла. Навсегда. Просто ты пока этого не понял.
— Не смеши меня. Через неделю приползёшь. Как обычно.
— Как обычно больше не будет.
Она отключила звонок и выключила телефон. Её трясло. Не от страха — от решимости.
Таня сняла комнату. Маленькую, со старыми обоями и неудобной кроватью, зато с дверью, которую можно было закрыть — и быть уверенной, что за ней никто не повысит голос.
Миша обустроился рядом: в углу поставили для него раскладушку, на подоконнике — книжки и пластилиновые фигурки. Первые ночи он плохо спал, просыпался и плакал. Но Таня знала — главное, чтобы она была рядом. Остальное приложится.
Она снова начала рисовать. Вика уже год работала в издательстве, и она нашла для Тани пару заказов. Платили не много, но что-то капало. И главное — она снова делала что-то своё.
— Мам, а ты теперь художник? — спросил Миша однажды, увидев, как она до ночи сидит с планшетом.
— Стараюсь, — улыбнулась Таня. — Давно пора вспомнить, кто я.
Сергей в эти недели был то грозным, то равнодушным, то — вдруг — удивительно ласковым.
«Ты сама всё портишь. Хотела, как лучше, а теперь развалила семью. Молодец.»
«Миша скучает без отца. Но ты не подумала об этом.»
«Я тут подумал… Может, поговорим нормально? Без истерик.»
Они встретились в кафе у парка, куда когда-то часто ходили втроём.
Сергей пришёл в тёмной куртке, осунувшийся. Не брился дня три. Сел, не глядя. Сделал глоток кофе и сказал:
— Я не понимаю, зачем ты всё это затеяла. Тебе что, так плохо было? У нас нормальная семья. Всё же работало.
Таня посмотрела на него внимательно. Его лицо, знакомое до мелочей, сейчас казалось чужим.
— «Работало» — это не то слово, Серёжа. Работала я. Работал режим, привычка, система. Но мы мы не жили. Я не жила. Я существовала.
— Так это у всех так. Жизнь вообще не курорт. Надо быть взрослее.
— Быть взрослой — это не значит терпеть унижение. Это значит видеть, когда тебя больше не уважают.
Сергей откинулся на спинку.
— То есть я тебя унижал? Серьёзно? Таня, ты, по-моему, что-то себе надумала. Я просто был… занят. Ответственность. Всё на мне. И теперь ты в кусты? Как ребёнок.
— Всё на тебе? — переспросила она, сдерживая смех. — А помнишь, кто водил Мишу в сад, кто мыл полы, кто готовил ужин, пока ты в телефоне листал твои «важные чаты»? Ты не был рядом. Ни разу. Даже когда я болела, ты говорил: «Ты же дома сидишь».
