На улице моросил мелкий дождь. Вика жила через три остановки — совсем рядом. Таня решила идти пешком. Хотелось двигаться. Хотелось подумать. И не думать одновременно.
У Вики было уютно. Там пахло запеканкой, яблоками и чем-то ещё — может быть, миром. Вика сразу поняла, в чём дело. Она не задавала лишних вопросов. Только молча поставила чайник и достала два бокала. Да, не кружки — бокала.
— Слушай, Танюш, — сказала она, когда Таня уже выложила всё, что копилось месяцами. — А ты себя помнишь? Ну, до свадьбы, до Серёжи?
— Смешной вопрос, — Таня усмехнулась. — Конечно, помню. Я была живой. Смешной. Рисовала. Я тогда училась на дизайнера, помнишь?
— А теперь — только квитанции, списки покупок, распорядки и бубнеж Серёжи. Кому он позвонил, кто как ответил, как ему все мешают… И я среди этих «все».
Вика не стала говорить громких фраз вроде «уходи» или «он тебя недостоин». Она только сказала тихо:
— Ты не должна исчезать. Ради кого бы то ни было.
Эти слова Таня запомнила.
— Мама, а папа говорил, что ты устала и нужно тебе отдохнуть, — сказал Миша, когда Таня забирала его со школы.
— Да, Мишутка, я немного устала. Но все в порядке. Просто теперь мы с тобой будем ночевать у тёти Вики. Немного. Потом решим, как будет лучше.
— А папа будет с нами?
Она сжала его ладошку.
— Папа… Папа пока будет думать. Ему надо разобраться, чего он хочет.
С Мишей было хорошо. Он не задавал лишних вопросов. Ему было важно, чтобы мама была рядом. Чтобы завтрак был вкусный. Чтобы вечером читали книжку. Таня делала всё, как всегда. Только теперь у неё не было ощущения, что она служит кому-то, кто этого не замечает.
Сергей написал ей поздно вечером:
«Ты серьёзно? Устроила демарш? А вещи кто будет собирать?»
Таня не ответила. Через полчаса:
«Окей. Живи у подружки. Посмотрим, насколько тебя хватит. Только не рассчитывай, что я всё брошу и буду бегать за тобой.»
И снова — молчание. Она не хотела втягиваться. Ни в ссору, ни в объяснения. Всё уже было сказано.
Прошло три дня. Потом пять. Сергей присылал короткие сообщения: про Мишу, про еду, про счета. Ни одной попытки поговорить по-настоящему. Ни одной просьбы встретиться. Только требования.
На шестой день он позвонил.
— Таня, ну что ты? Серьёзно, сколько ты будешь валять дурака? Это несерьёзно. Мы взрослые люди. Возвращайтесь домой.
— Зачем? Чтобы снова стирать тебе носки и слушать, как я «истерю»? Нет, Серёжа. Я не хочу быть обслуживающим персоналом. Я хочу быть живым человеком.
Он помолчал. Потом раздражённо бросил:
— А ребёнок? Ты о нём подумала?
