Ирина с некоторой неловкостью попыталась натянуть платье, но оно упёрлось в живот, не застегиваясь. В груди что-то сжалось от стыда и разочарования. В тот же вечер с кухни исчезли привычные жирные подливы, сдобные пироги и колбасы — начался новый этап жизни. Без истерик и резких перемен, просто — вкусное и здоровое питание, трижды в неделю бассейн, утренние прогулки на свежем воздухе.
Жизнь шла своим чередом. Ирина с каждым днём становилась всё увереннее в себе. Теперь она свободно влезала в старое Людино платье, и даже слегка огорчалась, что оно висит на ней, словно на вешалке. Настроение заметно улучшилось: в зеркале она уже не видела уставшую домохозяйку, а женщину с живыми, блестящими глазами и лёгкой, уверенной походкой. Появилась осанка, в голосе — спокойствие и внутренняя гармония. Даже походы на работу перестали казаться утомительной обязанностью: свежий воздух, тёплая куртка, аккуратная сумка и знакомый маршрут по утренним улицам словно открывали дверь в новый день, в новую главу жизни.
Но внутри всё равно тихонько копошилось беспокойство. Как бы хорошо ни было у Люды, жить у неё вечно Ирина не собиралась. Хотелось чего-то своего, пусть маленького, но настоящего — собственного уголка, дома, где можно было бы чувствовать себя по-настоящему собой.
— Я, наверно, вернусь, — однажды вечером сказала она подруге, глядя в окно, где мерцали первые звёзды.
— Куда? — удивилась Люда, словно не сразу поняв, о чём речь.,— Я, наверно, вернусь, — однажды вечером тихо сказала она подруге, словно боясь, что слова могут вдруг разбиться о тишину комнаты. — Куда?
— Ну… к Васе. Хоть на время. А то неудобно, я тебя и так обременяю, — ответила Ирина с неуверенностью, пытаясь найти оправдание своему решению.
— Ир, ты с ума сошла? — подруга воскликнула, голос её дрогнул от тревоги. — Ты только-только выбралась! Снова туда — это как прыгнуть в яму, из которой с трудом выкарабкалась. Не вздумай. Квартиру делите. Поровну. Себе — однушку, ему — хоть сарай. И точка.
Эти слова звучали как приговор, но и как спасительный якорь в море сомнений. Ирина задумалась, внутренне борясь с собой. Вечером, когда дом погрузился в полумрак и казалось, что мир вокруг затих, она всё же решилась. Собрав остатки храбрости, пошла к мужу. Сердце колотилось так, что казалось, его слышат все стены. Постучала.
Дверь оказалась не заперта. За ней слышались голоса, приглушённые, но отчётливые.
— А жена твоя где? — спросил кто-то, голос был ровным, спокойным.
— Выгнал я её. Надоела, — услышала Ира голос Василия, звучавший с неожиданной лёгкостью. — Без неё — тишина, покой! А то всё гундит и гундит, то жирное, то устала…
Ирина замерла, словно время остановилось. Дальше слушать не хотелось, но ноги будто приросли к полу, не позволяя отойти. В её голове всплывали воспоминания, горькие и болезненные, как удары волнами.
— А еда, уборка? Кто теперь всё делает? — поинтересовался собеседник, голос его был полон удивления.
— Да пустяки! Чего там готовить — двадцать минут и готово! А убирать — швабру взял, и порядок! Я не понимаю, чем она целыми днями занималась! Только и делала, что жир наращивала, — хохотнул Василий, и в этом смехе звучала какая-то горькая насмешка.
Ирина тихо отворила дверь. В комнате сидел тот самый молодой врач, спокойный и собранный, а Василий в мятом халате растянулся на диване. Он был бледен и уставший, но голос его звучал бодро, как будто он хотел показать силу и уверенность.
— Ира?! — вскрикнул он, заметив жену, глаза его расширились от неожиданности.
— Да. Я. Пришла сказать, что квартиру продаю. Разъезжаемся. Завтра приедет риелтор, — произнесла она твёрдо, стараясь скрыть дрожь в голосе, ощущая, как внутри всё сжимается от боли и решимости.,— Да. Я.
