Нина молчала, не шевелясь. Борис же распалялся всё больше, стоял над ней и сыпал угрозами. Иногда прерывался, выходил попить воды, а потом снова возвращался, как заведённый. Всё это длилось целый мучительный час.
И весь этот час Нина молилась, как никогда в жизни, чтобы муж не перешёл от разговоров к действиям. А потом вдруг их входная дверь распахнулась с таким треском, будто в неё врезался таран, и на пороге возник высокий широкоплечий мужчина. Борис опомниться не успел, как оказался на полу, придавленный крепкой ногой к ламинату.
Тут и жена наконец заговорила:
— Знакомься, Боря, это мой двоюродный брат Андрей, — в её голосе звенел металл. — Он очень недоволен тем, что именно по твоей милости бабушке стало плохо. И не отпирайся — мы видели, что ты ей звонил. Ты, Борис, перешёл все мыслимые и немыслимые границы. Жажда наживы вскружила тебе голову настолько, что у тебя ничего святого не осталось!
Давление усилилось, и мужчина захрипел, судорожно вцепившись в ногу брата жены. Он извивался на полу, как уж на сковородке, но выбраться или встать никак не мог.
А брат жены смотрел на него как на таракана и молчал, будто статуя. А потом он молниеносно склонился к нему и одним движением поднял за шкирку, как нашкодившего котёнка, и встряхнул:
— Ещё раз увижу возле сестры или узнаю, что за ней шпионишь, звонишь там, пишешь, дышишь с ней одним воздухом… Короче, похороню рядом с бабулей!
— Нина, собери-ка его тряпки — и пусть валит отсюда, пока я добрый!
Женщина тут же вынесла сумку с вещами, которую, оказывается, давно уже сложила, всё для себя решив. Сумка была бесцеремонно вручена Борису, и он вместе со своими пожитками был отправлен в полёт по лестнице. Вот тебе и урок, вот тебе и женская месть! Зря он оскорблял жену и её бабушку, зря считал чужие деньги, да и зря вообще вернулся сюда.
Нина всё запомнила и ничего не простила. И двоюродный брат с готовностью согласился ей помочь проучить нахального муженька.
Ну а Боря… он был слишком труслив, чтобы спорить с таким амбалом. Это с женой он мог разговаривать свысока и помыкать ею, потому что знал, что она ему не сможет дать отпор. А вот её братец — это уже совсем другая история.
Пришлось, поджав хвост, как побитой собаке, убираться восвояси, радуясь, что унёс ноги целым и почти невредимым. Немного саднили рёбра. Да, плакало где-то на задворках души уязвлённое самолюбие. Но ничего, это он как-нибудь переживёт. А вот деньги… да пусть подавится ими эта жадная стерва! Вся в бабку свою пошла, ведьма!
Конечно, вслух он этого не сказал — хотелось уйти без серьёзных увечий. Но Боря был уверен, что всё это читается в его злобном взгляде, которым он напоследок наградил жену.
А она… она просто улыбнулась в ответ, словно ей сделали приятный комплимент, и с лёгким сердцем захлопнула за ним дверь.
