— Ты опять раздуваешь, — говорил он. — Ну с кем не бывает? У всех бывают кризисы, ты просто слишком остро всё воспринимаешь.
Ирина в такие моменты замолкала. Она правда верила, что «остро» — это про неё. Что если ей обидно до слёз — это потому, что она не научилась быть «взрослой». А взрослые — это как он: не повышают голос, не жалуются, всё держат внутри. Стальные.
Она была с ним восемь лет. Сначала думала: повезло. Он — ровный, спокойный, надёжный. Не вспыльчивый, не ревнивый, не пьёт. Родителям понравился. Маме особенно. Сказала: «Вот это мужчина. Не истерик, не тряпка».
Только со временем Ирина стала чувствовать: когда ей плохо, его рядом нет. Не физически — он был. Но как будто стеной. Она рыдала в ванной — он включал наушники. Она говорила: «Мне тяжело», — он отвечал: «Ты себя накручиваешь».
Иногда она смотрела на него и думала: он правда не понимает? Или ему просто всё равно? Год без тепла
Самое страшное было не то, что он не кричал. А то, что не обнимал. Не успокаивал. Не спрашивал: «Что с тобой?» Просто смотрел так, будто внутри всё время хотел сказать: «Мне бы твои проблемы».
Они не ругались. Ирина научилась глотать. Проглатывать обиды, неловкости, обесценивание.
Раз в неделю он приносил продукты. Иногда — кофе. Она знала, как он любит порядок, тишину, отсутствие лишнего. Поэтому всё время старалась быть «не лишней».
Однажды на терапии психолог сказала: — А вы заметили, что всё время просите не любви, а… чтобы вас не осуждали?
И Ирина вдруг не смогла сдержаться. Расплакалась. Не как обычно — тихо, сдержанно. А так, что задохнулась. Потому что поняла — это и была её просьба: не делай из моих чувств проблему.
Через пару месяцев он позвонил ей с работы. Голос был чужой.
— Можешь приехать? Просто… приедь. Пожалуйста.
