«Переживает. Я уже не знаю, как ее поддержать. Иногда кажется, что она меня винит.»
«А ты хотел бы стать отцом?»
«Очень. Всегда мечтал о детях.»
Светлана закрыла телефон дрожащими руками. Значит, он все-таки винил ее. Значит, ее материнские терзания разрушали и его жизнь тоже.
Вечером они поругались. Первый раз за все время брака — громко, болезненно, с обвинениями.
— Ты думаешь, мне легко? — кричал Игорь. — Думаешь, я не хочу детей? Но я выбрал тебя! А ты превратилась в какую-то тень, ходишь как привидение!
— А что мне делать?! — отвечала Светлана сквозь слезы. — Как мне жить с тем, что я бесплодна? Что я не могу дать тебе то, что дает любая другая женщина?
— Не любая! — Игорь схватил ее за руки. — Света, мне нужна ты, а не абстрактная способность к деторождению!
Но она уже не слышала. Боль затмила разум.
— Иди к своей Лене, — прошептала она. — Она молодая, здоровая. Родит тебе детей.
— Я видела ваши сообщения. Видела, как ты на нее смотришь. Ты влюблен в нее, в ее беременность, в то будущее, которое она может дать.
— Нет! — Она оттолкнула его. — Я не буду держать тебя из жалости. Ты свободен.
Игорь попытался объясниться, но она заперлась в спальне. А утром он собрал вещи и ушел.
Правильно, — думала Светлана, глядя на опустевшую квартиру. Зачем ему неполноценная жена?
Несколько дней она почти не выходила из дома. Взяла больничный, лежала на диване и смотрела в потолок. Подруги звонили, но она не отвечала. Мир казался серым и бессмысленным.
А потом позвонила мама.
— Светочка, у меня к тебе разговор, — сказала она необычно серьезным тоном. — Помнишь Таню Соколову, мою коллегу? Она работает в детском доме. Говорит, там есть мальчик… Ему восемь лет, и его никто не берет.
— Мам, я не готова…
— Подумай просто. Он хороший ребенок, но трудный. Родители отказались от него еще в роддоме — у мальчика церебральный паралич. Не тяжелая форма, он ходит, говорит, но… Понимаешь, все хотят здоровых младенцев.
— Мама, при чем тут я?
— При том, что ты всю жизнь мечтала о ребенке. А он мечтает о маме.
Светлана повесила трубку, но слова матери засели в голове. Вечером она нашла в интернете сайт того детского дома, потом еще несколько статей об усыновлении особенных детей.
Я же ничего не понимаю в детях, — думала она. А тем более в больных детях. Это же огромная ответственность.
Но материнское сердце тянуло к чему-то, что она не могла объяснить.
Через неделю Светлана стояла у ворот детского дома. Старое советское здание выглядело уныло, но внутри царила обычная детская суета. Директор, Алевтина Петровна, была женщиной лет шестидесяти с усталыми, но добрыми глазами.
— Максим действительно особенный ребенок, — рассказывала она, ведя Светлану по коридору. — Очень умный, начитанный. Но характер… Он не доверяет взрослым. За восемь лет через него прошло слишком много разочарований.
— Что вы имеете в виду?
— Его хотели забрать несколько семей. Но когда узнавали о диагнозе или сталкивались с его поведением, возвращали обратно. Максим теперь считает, что он никому не нужен.
Они остановились у двери класса.
— Максим там, — сказала Алевтина Петровна. — Если хотите, поговорите с ним.
Светлана заглянула в класс. За партой сидел худенький мальчик с темными волосами и читал толстую книгу. Левая рука у него была чуть зажата, голова слегка наклонена. Но когда он поднял глаза, Светлана увидела в них такую взрослую грусть, что сердце сжалось.
— Здравствуй, — сказала она, подходя ближе. — Я Светлана. А ты Максим?
Мальчик оценивающе посмотрел на нее.
— Вы новая воспитательница?
— Нет. Я… — Светлана запнулась. — Я пришла познакомиться с тобой.
Прямой вопрос застал врасплох. Максим смотрел на нее внимательно, как маленький взрослый.
— Потому что мне рассказали о замечательном мальчике, который любит читать.