— А-а, понятно. — Максим кивнул. — Вы хотите меня усыновить. Только предупреждаю сразу — я сложный. И больной. Лучше возьмите кого-нибудь другого.
Детская горечь в его голосе пронзила Светлану.
— «Два капитана» Каверина. Второй раз уже. Хорошая книга про то, как нужно бороться и искать.
— Мне тоже нравится эта книга.
Максим слегка оживился.
— Правда? А какая ваша любимая часть?
Они проговорили полчаса. Мальчик был действительно умным и начитанным не по годам. Но за каждым его словом чувствовалась защитная стена — он явно привык к тому, что взрослые исчезают из его жизни.
— Мне пора, — сказала наконец Светлана. — Но я приду еще, если можно.
— Зачем? — снова спросил Максим. — Все равно передумаете, как остальные.
Следующие два месяца Светлана приезжала в детдом каждые выходные. Сначала Максим держался настороженно, отвечал односложно, не подпускал к себе. Но постепенно оттаивал.
Оказалось, что он обожает книги, умеет играть в шахматы и мечтает стать ученым. Еще выяснилось, что у него острый язык и чувство справедливости — он яростно защищал младших детей от старших обидчиков.
— Почему вы ко мне ходите? — спросил он однажды. — У вас же нет детей. Можете взять любого малыша.
Светлана задумалась. Как объяснить восьмилетнему ребенку, что сердце может выбирать не разумом?
— Потому что мне с тобой интересно, — сказала она просто. — Ты особенный.
— Особенный — это значит больной, — горько сказал Максим. — Все так говорят.
— Нет. Особенный — значит единственный такой. Не как все.
В тот день он впервые не отдернул руку, когда она попыталась его обнять.
Процедура усыновления оказалась долгой и бюрократической. Светлане пришлось собирать справки, проходить психологов, доказывать, что она способна воспитать особенного ребенка. Некоторые специалисты откровенно сомневались:
— Вы понимаете, на что идете? Одинокая женщина сорока пяти лет, никогда не имевшая детей, берет ребенка с инвалидностью…
— Понимаю, — твердо отвечала Светлана.
— А если не справитесь? Для ребенка это будет еще одно предательство.
Игорь звонил несколько раз, просил встретиться, объясниться. Светлана не отвечала. Подруги крутили пальцем у виска:
— Света, ты с ума сошла! Взять больного чужого ребенка! Да еще в твоем возрасте!
— А что, если он окажется неблагодарным? — добавляла Оксана. — Ты ему всю жизнь посвятишь, а он потом скажет, что ты ему не родная мать.
Светлана не спорила. Она просто продолжала ездить к Максиму и готовить документы.
Наконец настал день, когда она могла забрать его домой. Максим сидел на кровати в детдоме с маленьким чемоданчиком и смотрел в окно.
— Ну что, готов? — спросила Светлана.
— А если вы тоже меня вернете? — тихо спросил он.
Светлана присела рядом и взяла его за руки.
— Максим, послушай меня внимательно. Я буду твоей мамой всегда. Что бы ни случилось. Даже если ты будешь плохо себя вести, даже если мы будем ссориться. Я никогда, слышишь, никогда тебя не верну.
Первые месяцы дома были испытанием для обоих. Максим не верил, что это всерьез, и постоянно проверял Светлану на прочность. Мог устроить истерику из-за мелочи, нарочно разбить что-нибудь, нагрубить. Однажды попытался сбежать — дошел до автобусной остановки, но вернулся сам.
— Я думал, вы не заметите, — объяснил он.
— Заметила. И очень испугалась. Но не потому, что хотела тебя вернуть, а потому, что боялась, что с тобой что-то случится.
Светлана училась быть мамой на ходу. Читала книги по детской психологии, консультировалась с врачами, разговаривала с другими приемными родителями. Было трудно — совмещать работу, лечение Максима, его учебу и воспитание. Но каждая его улыбка, каждый проблеск доверия стоили всех усилий.
Постепенно мальчик стал оттаивать. Начал называть ее мамой — сначала неуверенно, потом все чаще. Стал рассказывать о школе, просить помочь с уроками, жаловаться на одноклассников, которые дразнили его из-за хромоты.