— Маша, это ты? — голос матери из спальни звучал напряжённо, с привычными нотками раздражения.
— Ты на часы смотрела? — В тоне Елены Петровны уже звенел металл. — Одиннадцать вечера! Где тебя носило?
Мария замерла в прихожей с наполовину снятой курткой. Сердце заколотилось быстрее — этот разговор уже происходил десятки раз, и она точно знала, чем он закончится.
— У Светы день рождения, я же говорила утром, — Маша старалась, чтобы голос звучал спокойно.
В дверном проёме появилась мать — в старом домашнем халате, со сложенными на груди руками и поджатыми губами. Классический образ, который Мария видела всю свою сознательную жизнь.
— Сколько можно повторять? В приличном доме после девяти не ходят по гостям. Но тебе, конечно, плевать на мои слова.
Маша глубоко вздохнула. Ей было двадцать лет, она училась на третьем курсе экономического, уже подрабатывала на полставки в бухгалтерии, но мать продолжала обращаться с ней как с пятиклассницей.
— Мам, мы же договаривались, — тихо произнесла она. — Я уже взрослая, у меня своя жизнь…
— Какая жизнь? — перебила Елена Петровна. — Пока ты живёшь в моём доме, ты живёшь по моим правилам. Я тебя растила одна, надрывалась, а ты… Неблагодарная! Вечно где-то шляешься, потом удивляешься, почему оценки плохие.
Оценки были отличными, хотела сказать Маша, но промолчала. Спорить бесполезно. За двадцать лет она выучила это правило лучше всех остальных.
— Прости, мам. Я больше не буду, — привычно соврала она, чтобы побыстрее закончить разговор.
— Всё ты будешь! — вспыхнула Елена Петровна. — Думаешь, я не вижу, как ты издеваешься надо мной? Специально опаздываешь, чтобы я места себе не находила!
— Молчать! — мать повысила голос так, что у Маши зазвенело в ушах. — Я с тобой по-хорошему пыталась, но ты не понимаешь. Ну ничего, я тебе устрою урок на будущее.
Елена Петровна резко развернулась и захлопнула за собой дверь. Мария услышала щелчок замка и застыла в недоумении. Только через несколько секунд до неё дошло: мать заперлась в своей комнате, лишая её доступа к собственной постели, учебникам, всем вещам.
— Мам, ты что делаешь? — Маша подошла к двери и осторожно постучала. — Открой, пожалуйста. Мне завтра к первой паре, нужно подготовиться.
— Ночуй где хочешь! — донеслось из-за двери. — Раз тебе со мной так плохо, иди к своим друзьям, которые важнее родной матери!
Мария закрыла глаза и прислонилась лбом к прохладной поверхности двери. Внутри все сжалось от тоскливого чувства безысходности. Родная мать выгоняла её из дома за то, что она вернулась к одиннадцати вечера. В двадцать лет.
Постояв ещё минуту, она достала телефон и набрала номер.
— Лёш, привет. Извини, что так поздно… У меня проблемы.
— И часто у вас так? — Наталья Фёдоровна поставила перед Машей чашку горячего чая и села напротив.
Мария нерешительно кивнула, не поднимая глаз. Ей было мучительно стыдно сидеть на чужой кухне посреди ночи в домашней футболке и джинсах, в которых она была на дне рождения. Когда Алексей привёз её к своим родителям, она ожидала увидеть раздражение или, в лучшем случае, вежливое безразличие. Вместо этого Наталья Фёдоровна, несмотря на поздний час, встретила их с неподдельной заботой.
— Бывает, — уклончиво ответила Маша. — Обычно не так…серьёзно.
Наталья Фёдоровна обменялась взглядом с мужем. Игорь Николаевич сидел в углу кухни и молча наблюдал за происходящим. Его спокойное, немногословное присутствие странным образом успокаивало Марию.
