— А может, тебе к маме съездить на недельку? — Анатолий старательно не смотрел на Наташу, делая вид, что полностью поглощён чтением новостей в телефоне. — Тётя Света с Ленкой приезжают, ты же знаешь, какая она… придирчивая.
Наташа замерла у плиты, где готовила его любимые сырники. Это был уже третий раз за два года, когда Толик просил её «исчезнуть» на время приезда родственников. Что-то надломилось внутри, словно треснуло тонкое стекло.
— Хорошо, — её голос прозвучал непривычно глухо. — Я съезжу.
«В последний раз», — мелькнула чёткая мысль.
Она механически перевернула сырники, глядя, как румянится золотистая корочка. Два года. Два года надежд, намёков, ожидания предложения. Два года, когда она была хорошей девочкой — готовила, убирала, ждала. Няней, домработницей, удобной женщиной, но не любимой и не женой.
Толик, наконец, оторвался от телефона:
— Ты чего такая кислая? Я же не навсегда тебя отправляю. Неделька — и всё.
Она поставила перед ним тарелку с завтраком:
— Конечно. Неделька — и всё.
Это «всё» звенело в голове набатом.
Когда за Толиком закрылась дверь, Наташа села на кухне и впервые за два года позволила себе по-настоящему подумать. Не позволить мыслям ускользнуть, не заглушить их привычным «он просто не готов», «надо подождать», «у всех так».
В тридцать два нужно уметь смотреть правде в глаза. Особенно когда правда с утра отправляет тебя к маме, чтобы не мешалась под ногами у «важных» родственников.
Телефон в руке показался вдруг невероятно тяжёлым. Гудки тянулись бесконечно долго.
— Мам, — голос предательски дрогнул. — Я можно приеду?
— Наташенька? — в голосе Полины Егоровны мгновенно зазвучала тревога. — Что случилось?
— Ничего, мам. Просто… можно я приеду? Насовсем.
Повисла пауза. Наташа почти видела, как мать осторожно подбирает слова:
— Конечно, доченька. Тебе помощь нужна? Я могу…
— Не надо, мам. Я сама. Завтра буду.
Собирать вещи оказалось удивительно просто. Два года жизни уместились в один чемодан и спортивную сумку. Косметика, одежда, несколько книг. Большая часть вещей была куплена ею самой — Толик не баловал подарками, предпочитая «вкладываться в будущее». В их общее будущее, которого, как оказалось, никогда не существовало.
Руки работали сами, а в голове крутились обрывки воспоминаний. Как она радовалась, когда он предложил съехаться. Как намекала на свадьбу. Как ждала кольцо на каждый праздник, каждый день рождения. Как Толик виртуозно уходил от этих разговоров.
«Зато квартира своя, не съёмная», — говорила она подругам. «Зато стабильные отношения», — убеждала она себя. «Зато не одна», — шептала по ночам, глотая слёзы.
Записку она решила не оставлять. Что тут скажешь? «Прости, я устала быть удобной»? «Не ищи меня, просто признай, что я была временной»? Всё это звучало жалко и мелодраматично.
