— Всё, хватит! Я больше не буду молчать! — голос Марины дрожал от гнева, когда она увидела разорванные страницы своего дневника, разбросанные по полу гостиной.
Она стояла посреди комнаты, сжимая в руках остатки того, что когда-то было её самым сокровенным убежищем. Розовая обложка с золотыми буквами «Мои мысли» была безжалостно оторвана, а страницы, исписанные её аккуратным почерком, валялись повсюду, как осенние листья после урагана. На некоторых из них красовались грязные следы от обуви — явный признак того, что по ним специально прошлись, втаптывая в пол её самые интимные переживания.
Свекровь, Лидия Николаевна, сидела на диване с невозмутимым видом, попивая чай из фарфоровой чашки. Её седые волосы были идеально уложены, а на губах играла едва заметная улыбка — та самая, которую Марина научилась ненавидеть за три года совместной жизни под одной крышей. Рядом с ней, закинув ногу на ногу, расположилась Алёна — золовка, которая в свои тридцать два года всё ещё жила с мамочкой и считала своим долгом контролировать жизнь брата и его жены.
— Ой, Мариночка, что ты так кричишь? — протянула Лидия Николаевна, делая маленький глоток. — Подумаешь, тетрадка какая-то. Я думала, это старые черновики, вот и выбросила. А Алёнушка случайно наступила, когда мусор собирала.
Марина почувствовала, как кровь приливает к лицу. Три года. Три бесконечных года она терпела. Терпела, когда свекровь без стука входила в их с Павлом спальню. Терпела, когда Алёна брала её косметику и возвращала испорченной. Терпела постоянные замечания о том, что она неправильно готовит, неправильно убирает, неправильно одевается. Но это... это было последней каплей.
В этом дневнике были её самые сокровенные мысли. Воспоминания о маме, которая умерла два года назад. Письма, которые она писала ей, но никогда не отправляла. Стихи, которые она сочиняла в минуты грусти. И теперь всё это валялось на полу, испачканное и растоптанное.
— Случайно? — голос Марины стал опасно тихим. — Вы прочитали мой личный дневник, вырвали из него страницы и растоптали их. И называете это случайностью?
Алёна фыркнула, даже не пытаясь скрыть презрение.
— Да что там читать-то? «Дорогая мамочка, мне так тебя не хватает», — она состроила гримасу, передразнивая интонации Марины. — В твоём возрасте пора бы уже повзрослеть, а не нюни распускать в тетрадке, как школьница.
Что-то внутри Марины оборвалось. Словно натянутая струна лопнула, издав последний, пронзительный звук. Она медленно опустилась на колени и начала собирать разорванные страницы. Её руки дрожали, но не от страха или обиды. (продолжение в статье)
— Ты это серьезно сейчас? — голос Тани дрожал от возмущения. Она стояла посреди их общей кухни, сжимая в руке телефон. — Мы договаривались поехать к моим родителям в эти выходные!
Олег устало провел рукой по волосам и отвел взгляд.
— Моя мама приготовила нам обед. Она обидится, если мы не придем.
— Твоя мама! Опять твоя мама! — Таня с силой положила телефон на стол. — Каждый раз одно и то же. Мы уже год не были у моих родителей. Каждый раз находится причина. То твоя мама заболела, то ей одиноко, то она приготовила обед.
— Не начинай, — предупреждающе поднял руку Олег.
— А ты не затыкай меня! — парировала Таня. — Я устала быть на второстепенных ролях в твоей жизни. Пять лет брака, и все эти пять лет я пытаюсь втиснуться между тобой и Галиной Петровной!
— Да что ты несешь? Она просто заботится обо мне. О нас!
— О нас? — Таня горько усмехнулась. — Она заботится только о тебе и о том, чтобы я не заняла в твоей жизни слишком много места. Помнишь, как она «случайно» выбросила мои любимые книги при переезде? Или как она перешила занавески, которые я выбрала для нашей спальни, потому что «так будет лучше»?
Олег закатил глаза:
— Опять ты за старое. Это было сто лет назад. Ты не можешь вечно помнить какие-то занавески.
Таня почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Она посмотрела на своего мужа, и вдруг с пронзительной ясностью поняла, что больше не может так жить.
— Знаешь что? — она сказала это тихо, но твердо. — Я ухожу.
— Куда это ты собралась на ночь глядя? — раздраженно спросил Олег.
— Не на ночь глядя. Навсегда.
Два года спустя
Таня торопливо шла с работы, перебирая в голове список продуктов, которые нужно купить. День выдался утомительный — квартальный отчет в строительной компании, где она работала бухгалтером, занял больше времени, чем она рассчитывала. К тому же начался дождь, а зонт она, как назло, забыла дома.
Завернув за угол возле продуктового магазина, она резко затормозила. У входа, нагруженный тяжелыми пакетами, стоял Олег. Он заметно похудел, щеки впали, а под глазами залегли тени. Таня попыталась незаметно проскользнуть мимо, но было поздно — их взгляды встретились.
— Таня? — неуверенно окликнул он.
Она кивнула, прижимая к груди папку с документами, словно щит.
— Привет, Олег.
— Ты... выглядишь хорошо, — неловко сказал он, переминаясь с ноги на ногу.
— Спасибо. Как ты? — вежливый вопрос, который задают при встрече с давними знакомыми. Не более того.
Олег опустил глаза.
— Не очень, если честно.
Что-то в его голосе заставило Таню внимательнее посмотреть на бывшего мужа. Его куртка, когда-то новая и дорогая, теперь выглядела потрепанной. Руки, державшие пакеты, были красными от холода.
— Что-то случилось? — спросила она, уже жалея о своем вопросе. Его проблемы больше не были ее проблемами. Она напомнила себе об этом.
— Да так... всего понемногу, — он невесело усмехнулся. — Меня уволили три месяца назад. Магазин закрылся. А мама... она сломала бедро, представляешь? Теперь почти не встает с постели.
Таня невольно поежилась от порыва холодного ветра. Дождь усиливался.
— Мне жаль это слышать, — искренне сказала она.
— Слушай, Тань... — Олег замялся, явно собираясь с мыслями. — Я знаю, что у нас все кончено, но... мне правда нужна помощь. Мама нашла мне работу через свою подругу — там фермерское хозяйство, нужно помогать с документами. Я пытался сам разобраться, но там какие-то сложные формы, налоги... А ты всегда была в этом специалистом.
Таня молчала, чувствуя, как к горлу подкатывает знакомый комок раздражения. Конечно же. Галина Петровна. Даже прикованная к постели, она продолжала дергать за ниточки.
— Нам правда нужны деньги, — продолжал Олег. — Квартплату не платили уже два месяца, а маме нужны лекарства и процедуры. Я бы не просил, но...
— Я от тебя ушла два года назад, так что ни тебе, ни твоей маме помогать я не буду, — отрезала Таня, чувствуя, как внутри все сжалось от собственных слов. — Прости, мне пора.
Она быстро прошла мимо него, не оглядываясь. Только завернув за угол, она перевела дыхание и прислонилась к стене дома, чувствуя, как по щекам текут то ли капли дождя, то ли слезы.
— Да он совсем обнаглел! — воскликнула Марина, лучшая подруга Тани, когда они встретились тем же вечером в небольшом кафе. — Два года ни слуху ни духу, а теперь просит о помощи?
Таня рассеянно водила ложечкой по чашке.
— Он выглядел действительно плохо, Марин. Я никогда не видела его таким... потерянным.
— И что с того? — Марина наклонилась ближе. — Ты не забыла, как вы расстались? Как он всегда ставил свою мамочку на первое место? Как эта женщина изводила тебя все пять лет брака?
Таня вздохнула. Нет, она не забыла. Как можно забыть тот момент, когда Галина Петровна на семейном ужине назвала ее «неумехой», которая «не способна создать уют в доме»? Или случай с их первой годовщиной свадьбы, когда свекровь без предупреждения заявилась к ним домой с ночевкой, испортив весь романтический вечер? А бесконечные советы о том, как «правильно» вести хозяйство и ублажать ее сыночка?
— Помню, как она пыталась научить тебя готовить борщ «как надо», — фыркнула Марина, словно прочитав мысли подруги. — А потом еще жаловалась Олегу, что ты отвергаешь ее «мудрость и опыт».
— А помнишь, как она перекрасила нашу кухню, пока мы были в отпуске? — невольно улыбнулась Таня. — «Желтый цвет поднимает настроение, а ваш серый — просто тоска!»
Они обе рассмеялись, но смех Тани быстро угас.
— Знаешь, несмотря на все это... мне почему-то не по себе. Я, наверное, злая и бесчувственная.
— Ты? — Марина недоверчиво покачала головой. — Ты самый добрый человек из всех, кого я знаю. Именно поэтому ты столько лет терпела эту токсичную семейку. Но теперь ты свободна, у тебя своя жизнь. (продолжение в статье)
Лиза недоуменно смотрела на старушку:
— Я так и не поняла, что вам нужно?
— Да вот познакомиться зашла, да блинчиков тебе принесла на завтрак. Соседка я твоя, Катерина Петровна.
— В семь утра?
— Так на работу же надо собираться, когда ж еще-то. Нормальные люди с утра завтракают да трудиться идут.
Лиза не считала себя нормальным человеком. Она привыкла работать по ночам, а вставать в обед.
Девушка создавала иллюстрации, и ночью, в тишине, приходили самые лучшие идеи.
Лиза очень сожалела, что ее разбудила какая-то там соседка. Она знала, что уже вряд ли уснет, а это значит сегодня рабочая продуктивность будет равна нулю.
— Ну заходите знакомиться. На работу я не собираюсь, так что чай попить с вами время найдется.
Катерину Петровну не надо было долго уговаривать. Она была одинокой, и поговорить всегда была рада.
— Лизонька, ты недавно въехала? Не видела тебя.
Раньше здесь Воронцовы жили, а потом квартира пустая стояла. И чего стояла, когда можно было сдавать да деньги грести.
— Так вот и решили деньги грести! Сдали ее мне. Я как раз захотела от родителей отдельно пожить, вот так здесь и оказалась.
— А я тут с замужества живу…
Два часа рассказывала о своей жизни Катерина Петровна. Лиза утомилась, но выгнать соседку не могла, не позволяло воспитание.
Старушка оказалась вполне милой и доброжелательной, только уж слишком болтливой.
Увидев, что девушка начала зевать, соседка засобиралась домой:
— Ой, заговорила я тебя, пойду. Ты заходи, не стесняйся! Я всегда дома. Тяжело уже ходить, ноги совсем не те.
После ухода соседки, Лиза решила сходить погулять пока по незнакомому ей району.
Решение о переезде девушка давно вынашивала в своей голове. Родители никак не хотели мириться с ее работой по ночам. Видите ли, она не дает им спать. (продолжение в статье)