— Твоя жена опять не пришла на мой день рождения! — голос Галины Петровны дрожал от обиды, когда она ворвалась в квартиру сына без предупреждения, размахивая ключами, которые Павел когда-то неосмотрительно ей оставил.
Марина застыла в коридоре с пакетами продуктов в руках. Только что вернулась с работы после двенадцатичасовой смены в больнице, где работала старшей медсестрой. На часах было половина девятого вечера, и она мечтала только о душе и постели. Но судьба в лице свекрови распорядилась иначе.
Павел вышел из гостиной, где смотрел футбол. На его лице читалась привычная растерянность — то самое выражение, которое появлялось всякий раз, когда его мать устраивала очередную сцену. Он посмотрел на жену, потом на мать, и Марина уже знала, что сейчас произойдёт. Он промолчит. Как всегда.
— Мам, может, не сейчас… — начал было он, но Галина Петровна уже набрала обороты.
— Что значит не сейчас? Мне семьдесят лет исполнилось! Семьдесят! А твоя жена даже не соизволила появиться! Все мои подруги спрашивали, где невестка. Что я должна была им отвечать? Что ей наплевать на семью?
Марина поставила пакеты на пол. Медленно, осторожно, словно боялась, что резкое движение спровоцирует взрыв. Она сняла куртку, повесила на крючок и только потом повернулась к свекрови.
— Галина Петровна, я была на работе. У нас эпидемия гриппа, половина персонала на больничном. Я предупреждала Павла ещё неделю назад, что не смогу прийти.
Последние слова она произнесла, глядя на мужа. Тот отвёл взгляд и пробормотал что-то невнятное про то, что забыл передать. Конечно, забыл. Как забывал передавать все неудобные новости своей матери последние пять лет их брака.
Галина Петровна фыркнула. Она была невысокой полной женщиной с идеально уложенными седыми волосами и манерой держаться так, словно весь мир был обязан ей извиняться за своё несовершенство. Она подошла ближе к Марине, и та почувствовала знакомый запах дорогих духов, которыми свекровь обливалась с ног до головы.
— Работа, работа… Вечно у тебя эта работа важнее семьи! Нормальная женщина нашла бы время для родственников. Взяла бы отгул, попросила кого-то подменить. Но нет, тебе же важнее чужие люди, чем собственная семья!
Марина устало потёрла виски. Головная боль, преследовавшая её весь день, усилилась. Она смотрела на свекровь и думала о том, что эта женщина никогда в жизни не работала. Вышла замуж в девятнадцать, родила Павла в двадцать и всю жизнь посвятила тому, чтобы превратить его в инфантильного мужчину, неспособного принять ни одного самостоятельного решения.
— Я спасала жизни сегодня, — тихо сказала Марина. — Двое детей с осложнениями после гриппа. Если бы я ушла…
— Ой, не надо мне этих историй! — перебила её Галина Петровна. — Без тебя там никто не справился бы, да? Незаменимая нашлась! А то, что у меня юбилей, это не важно! Я всего лишь мать твоего мужа!
Павел переминался с ноги на ногу, явно желая оказаться где угодно, только не здесь. Марина посмотрела на него с надеждой — может, хоть сейчас он вступится? Но нет. Он изучал рисунок на обоях с таким вниманием, словно видел его впервые.
— Паша, скажи хоть что-нибудь, — попросила Марина.
Он вздрогнул, словно его застали врасплох, хотя стоял тут же всё это время. Покашлял, поправил несуществующий галстук и выдавил:
— Мам права, Марин. Могла бы и отпроситься. Всё-таки юбилей…
Эти слова ударили больнее, чем все претензии свекрови. Марина почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Что-то, что она так долго и упорно пыталась сохранить. Может быть, это была последняя ниточка терпения. А может, остатки любви к человеку, который раз за разом выбирал сторону матери.
Галина Петровна, почувствовав поддержку сына, воспрянула духом. Она прошла в гостиную, как к себе домой — собственно, она и считала эту квартиру своей территорией. Села на диван, сложила руки на коленях и произнесла тоном верховного судьи:
— Я много думала об этом, и пришла к выводу. Марина, ты не подходишь моему сыну. Ты эгоистка, которая думает только о карьере. Настоящая жена должна ставить семью на первое место. Готовить, создавать уют, заботиться о муже и его родителях. А ты? Ты приходишь поздно, усталая, недовольная. Паша заслуживает лучшего!
Марина стояла в дверях гостиной и смотрела на эту сцену со странным чувством отстранённости. Как будто всё происходило не с ней, а с какой-то другой женщиной. Женщиной, которая пять лет назад влюбилась в милого, застенчивого парня. Которая не сразу поняла, что за его спиной стоит мать-генерал, дёргающая за ниточки.
— И что вы предлагаете? — спросила она спокойно. Слишком спокойно.
Галина Петровна выпрямилась, довольная, что её наконец-то спросили. Она явно готовилась к этому моменту.
— Я нашла Паше прекрасную девушку. Дочь моей подруги. Оленька. Милая, хозяйственная, из хорошей семьи. Она не работает, полностью посвятила себя дому. Вот это настоящая женщина! Она умеет и готовить, и шить, и вязать. И главное — она уважает старших! Павел дёрнулся было что-то сказать, но один взгляд матери заставил его снова замолчать. Марина перевела взгляд с свекрови на мужа. Он сидел, ссутулившись, и разглядывал свои руки.
— Паша, — позвала она. — Посмотри на меня.
Он нехотя поднял глаза. В них читались вина, стыд и какая-то детская беспомощность.
— Ты согласен с мамой? Тебе нужна другая жена?
Молчание затянулось. Галина Петровна нетерпеливо дёрнула сына за рукав.
— Ну, скажи ей! Скажи, что мы решили!
Мы решили. Эти два слова повисли в воздухе как приговор. Марина медленно кивнула, словно что-то решая для себя.
— Понятно. Вы решили. Что ж, раз вы всё решили, мне остаётся только принять это к сведению.
Она развернулась и пошла в спальню. Галина Петровна, не ожидавшая такой лёгкой победы, растерянно переглянулась с сыном.
— Вот видишь? — прошептала она. — Я же говорила, что она и рада будет избавиться от семейных обязательств. Никакой борьбы за мужа! Настоящая женщина боролась бы!
Но Марина не собиралась уходить. Она вернулась через пять минут, держа в руках папку с документами. Села в кресло напротив свекрови и мужа, открыла папку и начала раскладывать бумаги на журнальном столике.
— Что это? — настороженно спросила Галина Петровна.
— Документы, — спокойно ответила Марина. — Видите ли, Галина Петровна, есть одна маленькая деталь, которую вы упустили из виду, планируя семейное счастье сына.
Она взяла первый документ.
— Это договор купли-продажи этой квартиры. Обратите внимание на имя покупателя. Марина Сергеевна Крылова. Это я. Квартира куплена до брака на деньги, которые я копила десять лет, работая по две смены.
Галина Петровна побледнела. Павел выпрямился, глядя на жену так, словно видел её впервые.
— Это квитанции об оплате коммунальных услуг за последние пять лет. Все оплачены с моей карты. Это чеки из продуктовых магазинов — тоже мои. Это договор на машину Павла — куплена в браке, но опять же на мои деньги, потому что у вашего сына в тот момент были, цитирую, «временные финансовые трудности».
Она выкладывала документ за документом, как карты в пасьянсе. Методично, спокойно, без эмоций.
— А вот это особенно интересно, — Марина достала последний листок. — Выписка с моего счёта. Ежемесячные переводы по пятнадцать тысяч. Знаете, кому? Вам, Галина Петровна. Потому что Паша сказал, что его мама нуждается в помощи, а её пенсии не хватает.
Свекровь открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Павел уставился на мать с таким изумлением, словно у неё выросла вторая голова.
— Мам, ты говорила, что сама справляешься…
— Я… это… как ты смеешь! — наконец выдавила из себя Галина Петровна. — Это подарки! Добровольная помощь!
— Безусловно, — кивнула Марина. — Добровольная помощь женщины, которая не подходит вашему сыну. Эгоистки, которой наплевать на семью. Кстати, о семье. Паша, помнишь, ты хотел открыть свой бизнес? Автомастерскую? Что с ней случилось?
Павел покраснел и промямлил:
— Не пошло…
— Не пошло, — повторила Марина. — После того, как твоя мама убедила тебя, что это слишком рискованно. Что лучше устроиться к её приятелю на фирму. Где ты до сих пор сидишь на окладе в тридцать тысяч, хотя тебе сорок лет. А помнишь предложение о повышении из Петербурга? Что сказала мама?
— Что она не переживёт разлуку с единственным сыном, — тихо ответил Павел, и в его голосе впервые послышалось что-то похожее на прозрение.
Галина Петровна вскочила с дивана. Её лицо из бледного стало багровым.
— Как ты смеешь настраивать сына против матери! Я всю жизнь ему посвятила! Всю жизнь! Я жила только для него!
— Именно, — кивнула Марина. — Вы жили для него. А точнее — за его счёт. И за мой. Но знаете что? Это заканчивается прямо сейчас.
Она встала, собрала документы обратно в папку и посмотрела на мужа.
— Паша, выбор за тобой. Можешь жить с мамой и её Оленькой. Только не здесь. Это моя квартира, и я больше не намерена содержать твою мать и тебя заодно. Или можешь впервые в жизни принять самостоятельное решение. Стать взрослым мужчиной, а не вечным маменькиным сынком. Решай.
Она пошла к выходу из гостиной, но остановилась в дверях и обернулась.
— И да, Галина Петровна. С сегодняшнего дня переводы прекращаются. Можете считать это подарком на ваш юбилей.
Марина ушла в спальню, оставив мать и сына в полном молчании. Галина Петровна первой пришла в себя. Она схватила сына за руку и зашипела:
— Не смей! Ты слышишь? Не смей её слушать! Она манипулирует тобой! Квартира, деньги — это всё неважно! Важна семья! Твоя настоящая семья — это я!
Павел медленно высвободил руку. Он смотрел на мать так, словно туман, окутывавший его сознание годами, начал рассеиваться.
— Мам, это правда? Ты брала у Марины деньги и мне не говорила?
— Это не важно! — воскликнула Галина Петровна. — Она обязана помогать! Она же жена! А жёны должны заботиться о семье мужа!
— Но она и заботилась, — медленно произнёс Павел. — Она работала по две смены. Оплачивала всё. Помогала тебе. А я? Что делал я?
Он встал и прошёлся по комнате. Впервые за много лет он видел ситуацию ясно, без розовых очков, которые так старательно на него надевала мать.
— Я сидел тут и жаловался, что она поздно приходит. Что устаёт. Что мало готовит. Господи, да я же просто… паразит.
— Паша! — возмутилась Галина Петровна. — Как ты можешь так о себе говорить! Ты прекрасный сын! Лучший!
— Сын — может быть, — кивнул он. — Но муж из меня никакой. И мужчина тоже.
Он направился к спальне. Галина Петровна бросилась за ним, хватая за рукав.
— Куда ты? Не смей! Она тебя не достойна! Вернись!
Павел остановился и мягко, но решительно убрал её руку.
— Мам, иди домой.
— Что?
— Иди домой. И забери свои ключи. Больше не приходи без приглашения.
Галина Петровна отшатнулась, как от удара. На её глазах выступили слёзы — не настоящие, театральные, те самые, которыми она манипулировала сыном всю жизнь.
— Паша, сыночек, ты же не прогонишь родную мать…
— Я не прогоняю. Я прошу уйти и дать мне возможность спасти мой брак. Если ещё не поздно.
Он постучал в дверь спальни.
— Марина, можно войти?
Тишина. Потом тихое:
— Входи.
Галина Петровна осталась стоять в гостиной одна. Её великий план рухнул. Сын выбрал жену. Впервые в жизни он выбрал не её. Она подошла к входной двери, взяла свою сумочку и обернулась, надеясь, что Павел выйдет, остановит её, попросит прощения. Но из спальни доносились только приглушённые голоса — кажется, они разговаривали.
Галина Петровна вышла из квартиры, громко хлопнув дверью. Но никто не выбежал за ней следом.
В спальне Марина сидела на кровати, обхватив колени руками. Павел стоял у двери, не решаясь подойти ближе.
— Прости меня, — сказал он тихо. — Я был слепым идиотом.
— Был, — согласилась Марина. — Вопрос в том, что дальше.
— Я не знаю, — честно признался Павел. — Но я хочу попробовать. Без мамы. Без её советов и указаний. Просто мы вдвоём. Если ты ещё согласна.
Марина подняла на него глаза. В них не было прежней любви, но появилось что-то новое — может быть, уважение. Или надежда.
— Паша, я устала тащить всё одна. Если ты действительно хочешь сохранить семью, придётся меняться. По-настоящему. Найти нормальную работу. Научиться принимать решения. Стать взрослым.
— Я понимаю. И я попробую. Нет, я сделаю это.
Он сел рядом с ней на край кровати. Не обнимал, не прикасался — понимал, что пока не имеет на это права.
— А что с Оленькой? — спросила Марина с лёгкой иронией.
Павел фыркнул.
— Я её даже не знаю. Мама показывала фотографию, но… Господи, как же стыдно. Они обсуждали мою новую жену, как будто меня вообще нет.
— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулась Марина. — Пять лет твоя мать обсуждала, какая я плохая жена, как будто меня нет в комнате.
Они помолчали. За окном стемнело, и в комнате стало уютно-сумрачно.
— Знаешь, — вдруг сказал Павел, — я вспомнил, почему влюбился в тебя. Ты была такая сильная, независимая. Я восхищался тобой. А потом мама начала говорить, что это неженственно, что настоящая женщина должна быть мягкой, покладистой… И я поверил. Дурак.
— Мы оба были дураками, — вздохнула Марина. — Я думала, что смогу наладить отношения с твоей мамой. Что она примет меня. Но некоторые люди не хотят делить своих детей ни с кем.
— Теперь придётся научиться, — твёрдо сказал Павел. — Или потеряет сына совсем.
Марина посмотрела на него с удивлением. Впервые за все годы брака она услышала в его голосе настоящую решимость.
— Завтра я начну искать новую работу, — продолжил он. — И квартиру снимем, пока не встану на ноги. Чтобы ты не чувствовала, что содержишь меня.
— Паша…
— Нет, Марина. Ты права. Я жил как паразит. Позволял тебе тащить всё на себе, а сам прятался за мамину юбку. Но это кончилось. Обещаю.
В дверь позвонили. Они переглянулись.
— Неужели вернулась? — устало спросила Марина.
Павел встал.
— Я открою. И если это мама — пусть уходит.
Но это была не Галина Петровна. Это была соседка, пожилая женщина из квартиры напротив.
— Извините, что беспокою, — сказала она. — Но ваша мама, Павел, сидит на лестнице и плачет. Может, вы её пустите? Неудобно как-то…
Павел вздохнул.
— Спасибо, Анна Ивановна. Я сейчас выйду.
Он вышел на лестничную площадку. Галина Петровна действительно сидела на ступеньках, вытирая глаза платочком. Увидев сына, она вскочила.
— Паша! Я знала, что ты одумаешься!
— Мам, — он взял её под локоть и помог спуститься. — Я вызову тебе такси. Поезжай домой.
— Но…
— Мам, послушай меня внимательно. Я люблю тебя. Ты моя мать, и это никогда не изменится. Но я также люблю свою жену. И если ты хочешь остаться частью моей жизни, придётся принять Марину и относиться к ней с уважением. Никаких больше сравнений, упрёков, попыток нас развести. Либо ты принимаешь мою семью, либо теряешь сына. Выбор за тобой.
Галина Петровна смотрела на него, и впервые в её глазах мелькнул страх. Настоящий страх потери.
— Ты… ты выбираешь её, а не мать?
— Я выбираю свою семью. Жену. И если у нас будут дети — их тоже. А ты можешь быть частью этой семьи, если захочешь. Бабушкой, а не главнокомандующей.
Такси подъехало быстро. Павел помог матери сесть, дал денег водителю.
— Подумай о том, что я сказал, мам. Когда будешь готова принять мои условия — позвони. Но не раньше.
Он закрыл дверцу и постоял, глядя, как такси уезжает. Потом вернулся в квартиру. Марина стояла в прихожей.
— Уехала?
— Да.
— И что теперь?
Павел подошёл к ней и впервые за вечер осмелился взять за руку.
— Теперь мы попробуем жить. По-настоящему. Вдвоём. Без мамы за спиной. Если ты дашь мне шанс.
Марина сжала его руку в ответ.
— Один шанс, Паша. Последний.
— Мне больше и не нужно.
Они стояли в полутёмной прихожей, держась за руки, как подростки на первом свидании. Всё было разрушено, но из обломков можно было построить что-то новое. Что-то настоящее. Что-то своё.
А Галина Петровна ехала в такси и впервые в жизни задумалась: может быть, любить сына — это не значит владеть им? Может быть, пора отпустить? Но эти мысли были слишком страшными, и она отогнала их. Пока.
