«Ой, какой вкусный запах! Мамочка дома и пирожки печёт!», — девочка спустила ноги с кроватки и осторожно, стараясь не коснуться холодного паркета, засунула в пушистые розовые тапочки. Потом, будто её кто-то на верёвочке тянул, вышла из комнаты в коридор, затем в кухню — источник тепла и невероятного аромата.
Ниночка не ошиблась: мама, в фартуке в красно-белую клетку поверх домашнего халата, вынимала из духовки противень. Пирожки получились все, как на подбор, круглые и румяные. Какая же в них начинка? Тушёная капуста? Рубленное яйцо с рисом? Ой, малиновое варенье? Так не терпелось попробовать, и девочка уже собиралась подбежать к маме и поцеловать, но вдруг остановилась, как вкопанная, увидев, что мама в кухне не одна. За столом сидела женщина, которую Ниночка никогда раньше не видела: у неё были грустные глаза и тёмные с проседью волосы, а на потрёпанное чёрное старомодное пальто была нашита жёлтая шестиконечная звёздочка. Лицо у незнакомки было худое и бледное, и она смотрела на пирожки жадным голодным взглядом.
— Проснулась, моя ласточка! — Мама подхватила Ниночку и расцеловала в обе щёки. Мягкие тёплые и надёжные, руки мамы пахли тестом. — Садись, я тебе молока налью и пирожок дам.
Девочка переминалась с ноги на ногу, краем глаза поглядывая на незнакомку. Мама поставила на стол стакан с молоком и тарелку с пирожком. Словно подчиняясь какому-то наитию, Ниночка протянула пирожок гостье. Та осторожно и недоверчиво взяла его двумя пальцами, будто не веря, что кто-то может добровольно расстаться с таким сокровищем, и слабо улыбнулась. Бледные тонкие губы беззвучно прошептали «Спасибо!».
— Мама, дай мне, пожалуйста, ещё пирожок!
— Неужели так быстро проглотила? Осторожно, они ещё горячие, обожжёшься.
— Нет, мамуля, я его тётеньке отдала.
— Кому? — удивилась мама.
Ниночка обернулась, но в кухне и вправду никого не было. Незнакомая женщина исчезла.
— Ой! — девочка прикрыла рот ладошкой. — Она же только что за столом сидела. И пирожок взяла. Она была голодная!
— Ты у меня такая фантазёрка! — мама ласково погладила её по тёмным пушистым волосам. — Никого, кроме нас, нет дома. Кушай пирожок, доченька!
С этого дня, мир вокруг Ниночки изменился. Ей казалось, что она видит то, чего не замечают другие: бородатый дяденька с нахлобученной на глаза старомодной круглой меховой шапкой у автобусной остановки; маленький мальчик в матросском костюме в магазине, заплаканный и потерянный; девочка с двумя аккуратными косичками в раздевалке, после танцевального кружка. Эти незнакомые люди смотрели на неё, удивляясь, что она может их видеть. Ниночке не было страшно — почему-то она была уверена, что они ничем ей не угрожали.
Сначала девчушка хотела поделиться увиденным с мамой и папой, но они всегда говорили ей, что она всё придумала. Как-то поздно вечером, по дороге в туалет, Ниночка заметила, что сквозь стекло кухонной двери, покрытое «морозным» узором, сочится свет. Родители ещё не спали, и раздавался приглушённый шум их голосов. Как она иногда делала и раньше, девочка подошла и прислушалась.
— Я не знаю, что с Ниной, она говорит про каких-то странных людей, причём описывает в таких подробностях, будто они живые. Даже придумала, что в нашей кухне сидела женщина в пальто с жёлтой звездой, — в полголоса шептала мама.
— Жёлтой? Как евреям фашисты приказывали носить? Она что, картинку в книжке увидела? — это гудел более глубокий голос папы.
— Не знаю, я ей такие тяжёлые книжки ещё не читаю.
— А в садике? Раньше на месте этого района было гетто, потом всех увезли в концентрационные лагеря. Домой никто уже не возвратился — погибли в Освенциме, в Берген-Бельзене. Может быть, им воспитательница рассказала?
— Глупости, в садике бы точно нас предупредили, чтобы мы заранее подготовились, что на вопросы ребёнка отвечать. А другие её фантазии? Даже не знаю, что и думать.
— Говорил я тебе, — папа загорячился и необдуманно повысил голос. — Нельзя называть ребёнка в честь твоей сестры! Ни к чему хорошему это не приведёт, плохая примета!
— Не сходи с ума, при чём тут имя? Любое, если его, конечно, совсем не выдумать, связано со чьей-то смертью.
— Да, Соня, но это не далёкая смерть, это очень близко тебе, и её убийцу так и не нашли! Вдруг все эти глупости — месть твоей сестры?
— Ты сошёл с ума! Нина здесь ни при чём! Как ты можешь говорить такое? Ты что, хотел, чтобы я совсем её забыла? Чтобы от неё в этом мире совсем ничего не осталось, даже имени?
Мама заплакала, очень по-детски шмыгая носом и часто всхлипывая. Папа сразу начал виновато бормотать что-то нежное и успокаивающее.
Ниночка, расстроенная и встревоженная редкой ссорой родителей, осторожно отошла от двери, чтобы её не поймали за подслушиванием, и больше никогда никому не говорила о своих странных видениях. Зато она часто думала о тёте и тёзке. Девочка ненавидела своё имя: необычное, которое было в школе у неё одной. И не потому, что оно было какое-то старомодное, пропитанное нафталином. Несмотря на папино сопротивление, мама так назвала её в честь любимой старшей сестры, которая умерла очень рано, а как — Ниночке никто не говорил. Папе казалось неправильным называть дочь таким именем но, после месяца споров и даже ссор, в течение которого малышка оставалась безымянной, мама настояла.
Часто, расчёсывая длинные, блестящие чёрные волосы дочери, мама описывала ей очаровательную и обаятельную девушку, которую все любили. «Она была для меня самой умной, самой красивой, самой доброй на свете. Я так гордилась, что у меня такая старшая сестра!». Ниночка внимательно слушала, но никак не могла представить себе такое совершенство.
Прошли годы с её первого яркого видения, Ниночка подросла и пошла в школу. Она прилежно училась и примерно себя вела, всеми силами стараясь не привлекать внимания, и добилась того, что её почти не замечали — учительницы не вызывали к доске, а одноклассницы не приглашали на дни рождения. Ниночку это вполне устраивало. Со временем, она привыкла к своим странностям, как привыкла к тому, что мир всё более и более терял краски. Будто из окружающего её пейзажа постепенно исчезала яркость: блекла зелень травы, выцветала голубизна неба, стиралась даже огненная краснота солнца. Она давно про себя решила, что больна неизлечимой болезнью и, наверно, умрёт рано, как и её тётя. Поэтому не стоило беспокоить папу и маму или строить планы на будущее.
В этот день, в самом начале марта, девочка была дома одна. Все уроки были сделаны, и Ниночка сидела в кухне, положив ноги на тёплую батарею и читая книжку, лежавшую у неё на коленях. За окном, чёрные и белые тона поздней зимы и ранней весны растворялись друг в друге, создавая некое подобие японского рисунка тушью. (продолжение в статье)
— Это ты довела моего сына, ему просто больше некуда было пойти. А ведь он переживал, думал, как разрешить ваш конфликт. А ты ухажера себе завела! Хотя возможно он у тебя давно завелся, а сына моего из квартиры выжила, чтобы не мешал вам встречаться.
ГЛАВА 1
ГЛАВА 3
Не выдержав и недели, Света отправилась в гости к свекрови.
С Ниной Егоровной они почти не общались. Свекровь тоже не была в восторге от своей невестки.
Поводом для встреч женщин были только общие праздники, на которых свекровь обязательно поддевала Свету, указывая на ее промахи в хозяйственных делах.
— Зачем ты пришла? – с порога спросила Нина Егоровна уже у бывшей невестки.
— У моего мужа другая?! – вопросом на вопрос ответила Света. – И вы это поощряете?!
— У какого мужа? – усмехнулась Нина. – Ты сама хотела развода, ты его получила. Какие теперь претензии, тем более ко мне?
— Он сразу же сбежал к вам, стоило мне сделать ему замечание! – голос Светы повысился. – Это вы науськали его?
— Это ты довела моего сына, ему просто больше некуда было пойти. А ведь он переживал, думал, как разрешить ваш конфликт. А ты ухажера себе завела! Хотя возможно он у тебя давно завелся, а сына моего из квартиры выжила, чтобы не мешал вам встречаться. Может быть, и к лучшему, все что случилось! Надеюсь теперь рядом с Наташей он сможет быть счастлив. Уходи, Света! Мой сын скоро женится. Надеюсь история с тобой останется позади!
— Даже так? Там уже не просто Наташа, а будущая жена?
— И что? Не будь собакой на сене! — спокойно ответила Нина Егоровна. — Ты вместо того, чтобы ко мне бегать и про жизнь бывшего выяснять, лучше бы дочерью занялась. Шлындаешь непонятно с кем и где, а Лерка переживает.
Света кинула на прощание:
— Терпеть вас не могу! Шли бы вы! Учить меня вздумала!
Даже после развода с Алексеем она была вынуждена слушать претензии Нины Егоровны.
Никогда она ее не любила, даже рождение дочери не сблизило их. Всегда свекровь считала ее недостойной Алексея, зато, судя по всему, какую-то Наташу просто боготворила. (продолжение в статье)
– Сегодня узнала от Олега, что он всего добился сам, а я – нахлебница, – поделилась с сестрой Диана. – Двадцать лет брака он со мной мучился, бедолага!
– Интересный поворот! Какая у него избирательная память!
– А еще, похоже, что развод для нас неизбежен. И дело вовсе не в том, что он «все сам»… Сейчас расскажу.
Олег очень гордился тем, что всего в жизни добился сам. У него действительно не было богатых родственников. Одна только мама, которая всегда желала сыну добиться больших высот.
При знакомстве с Дианой Олег, к тому моменту имевший небольшой собственный бизнес, сразу с гордостью заявил, как он мало спит и много работает во благо развития своего дела.
Но про кое-какие обстоятельства он умалчивал. Например, гораздо позже Диана узнала, что Олег всю жизнь живет в одной квартире с матерью, не платит за коммунальные услуги и покупку продуктов.
Мать Олега, жалея сына, столь поглощенного трудом по созданию собственного дохода, не только оплачивала питание на двоих, но и стирала вещи, убирала квартиру, готовила еду и покупала все необходимые бытовые мелочи.
«Если я ему одежды не куплю, то так и будет в дырявых носках и растянутой футболке бегать. Олежек у меня весь поглощен своими делами.
Так сыну тяжело приходится: сколько старается, а отдачи все нет. Хоть чем могу, тем помогу», – рассуждала Инна Петровна, гладя Олегу одежду и аккуратно складывая носки по парам.
Дела у Олега действительно, вопреки его усилиям, шли не очень хорошо: попытка за попыткой терпели крах и приносили лишь материальные убытки.
Олег не отчаивался и снова что-то придумывал, совершенствовал, улучшал.
Шли годы.
Инна Петровна, мечтающая о пенсии, но вынужденная работать, чтобы содержать сына-предпринимателя, все чаще заводила с ним разговор о необходимости жениться:
«Ты бы нашел себе понимающую девушку, сынок. (продолжение в статье)
