— Вы что тут все совсем что ли? Забыли зачем пришли? Вот помрёт Тамара, тогда и будете её хвалить, — ревниво произносит невидимый Виктор Палыч.
— Говорят. что если еда на поминках вкусная, значит, человек был хороший…
— Вооот… правильно… Надо держаться повестки дня, а не отвлекаться на всякое там, — Виктор Палыч довольно поправляет невидимой рукой невидимый узел на невидимом галстуке.
— А всё-таки жаль, что Палыч за день до своего юбилея приставился…
Незаметный никому Виктор Палыч расхаживает между столами и прислушивается к разговорам.
— Зажал, получается, Палыч днюху, как обычно…
Чуть стесняясь, прикрывая ладошками рот, неудобно — поминки всё-таки, услышавшие эту шутку смеются и пересказывают её тем, кто не услышал. По залу прокатывается лёгкая шумовая волна — смех шепотом.
И, странное дело, Виктор Палыч тоже смеётся. Странное, потому что при жизни ему постоянно приходилось выкручиваться, врать, оправдываться: да ничего не зажал, просто работы много (мы уезжаем; жена плохо себя чувствует; что-то спину прихватило и тому подобное), а тут всё честно — не зажал, а просто умер… Жить по-честному не очень получилось, а вот со смертью всё без вранья вышло. И не надо никем притворяться: вот он я, принимайте меня таким, как есть, — мёртвым.
— А можно я скажу, — берёт слово подвыпивший заведующий клубом, — Мы тут на юбилей Виктора Палыча его любимую песню готовили…. Понятно, что поминки, и как бы ни к месту… Ну уж очень он её любил. На всех праздниках подсядет к бабам и вторым голосом как даст терцию! Эх… В общем, если не возражаете, мы тихонечко… Девочки, три-четыре!
Белым снегом, белы-ым снегом
Ночь метельная ту тропку заме-е-ла
По которой, ой, по кото-о-о-рой
Я с тобой мой милый рядышком прошла…
— Вот же хитрый лис… Знаешь, как мне угодить! — улыбается Виктор Палыч и трясёт никому не видимым указательным пальцем.
Но только Виктор Палыч хотел подхватить песню неслышным никому вторым голосом, как вдруг всё остановилось. Звуки смолкли, присутствующие застыли, как будто их кто-то поставил на паузу. И свет… Посреди столовой возник яркий столп света. И из него, словно из дверей, появился такой же, как Виктор Павлович, только ещё более невидимый никому человек, который катил за собой дорожный чемодан на колёсиках.
