— Я, кажется, начинаю понимать. Только не говори, что это сын и жена сослуживца. Это твой сын?! – Она и спрашивала и утверждала одновременно.
— Да. Давно надо было сказать. Не знал, как. Я все объясню.
— Давай, у нас есть время. – Ноги перестали держать, стали ватным, как у тряпичной куклы, того и гляди подогнуться. Люба упала на стул, положила руки перед собой, сцепив пальцы в замок. Пристально смотрела на Антона.
Он окинул кабинет, ища, куда сесть. Присел на диван у стены.
— Три года назад я ходил к Егорову на юбилей. Ты тогда дежурила, отказалась меняться. Там… В общем, я провёл ночь с его сестрой. Выпил, расслабился. Сам не знаю, как получилось. Что я говорю, конечно, знаю. А потом она пришла в отделение и сказала, что беременна. Я не жил на две семьи. Моя семья – это ты и Борис. Но и бросить своего сына не могу. – Он вскинул на Любу глаза, ожидая обидных слов, крика и плача, но Люба молчала.
— Прости, я не единственный такой на свете. Я обычный мужик. Понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне очень жаль. Прости, — повторил он.
— При твоей работе очень удобно изменять. Опер, вечно в полях, на дежурствах и в засадах. Сказал, что дела службы, а сам к любовнице и сыну на стороне. – Люба не то всхлипнула, не то засмеялась.
— Люб, не надо так, – сказал Антон тихо.
— А как? Благословить тебя? Обрадовать Бориса, что у него есть младший брат с разницей в шестнадцать лет? Как, Антон? Как теперь жить? – Рот Любы скривился в усмешке.
— Что с ним? С ребенком. – Антон понял, что она не усмехнулась, а сдерживала рвавшиеся наружу слёзы.
— Сейчас всё нормально. Температура упала. Будем наблюдать. – Голос снова стал профессионально ровным.
Антон облегчённо выдохнул, и это не ускользнуло от Любы. Ей стало обидно. Она не помнила, чтобы он так переживал за маленького Бориса. А может, забыла? Наверное муж просто дорос до отцовства
Злость, обида, растерянность снежным комом росли в ней, стремясь вырваться наружу, взорвать изнутри. Знала, такое почти в каждой семье бывает, но оказалась не готовой к известию.
Люба встала и на нетвёрдых ногах подошла к кофеварке, повернулась спиной к мужу. Шум нагреваемой воды заглушал все звуки. Когда аппарат отключился, Люба оглянулась предложить чашечку ароматного напитка мужу. Антона в ординаторской не было. Нос защекотал привычный успокаивающий запах кофе.
Люба села к столу с чашкой, отодвинув недописанную карту стационарного больного. «А что случилось? Изменил муж – эка невидаль. Мир не рухнул, все живы и здоровы. Другие как-то живут с этим, и я смогу», — думала она, отпивая горячий кофе.
Перед уходом домой она подошла к четвёртому боксу, заглянула через стекло. Мальчик спал, раскинув ручки с перетяжками на запястьях. Дышал уже спокойнее. Его мама спала рядом. «Красивая. А мне как с этим жить?» – Люба отошла от бокса.
«Вот, значит, как оно бывает. Раз и нет семьи, а у мужа есть сын от любовницы. У Бориса есть бабушка, у мужа – молодая любимая женщина и сын, а я одна, совсем. Раз и всё. Или не всё? Но мириться с жизнью в треугольнике я не смогу. Кто-то может, но не я. Хорошая семья была…»
