По «скорой» привезли малыша с высокой температурой, и спокойная смена закончилась. У полуторагодовалого ребенка температура не опускалась ниже тридцати девяти. Всевозможные испробованные средства незначительно снижали её ненадолго, и вскоре она начинала снова подниматься, приближаясь к сорокоградусной отметке.
Из глаз молодой мамы, похожих на голубые блюдца, текли ручьями слёзы. Губы дрожали, она нервно ломала пальцы рук, глядя на безвольное тельце малыша. Грудь его судорожно и часто вздрагивала.
— Сделайте же что-нибудь! Скорее! – истерично кричала мама малыша.
Ребёнка увезли в палату интенсивной терапии, у дверей которой двое санитаров держали рыдающую мать. В ход пошёл полный набор лекарств. У мальчика по дороге в палату начались судороги.
Через сорок минут уставшая Люба вышла в коридор, снимая мокрую маску и шапочку. От стены тенью отделилась молодая женщина и бросилась навстречу доктору.
— Что? Как мой сыночек? – В глазах блюдцах плескалось горе, страх и надежда. Люба отпрянула.
— Успокойтесь, мамочка. С ребёнком всё хорошо. Температура снизилась и пока не поднимается. Сейчас немного понаблюдаем и переведём в четвёртый бокс. Идите туда. Скоро ваш сын будет рядом вами.
— А что с ним? Почему такая температура? – Не отпускала она Любу, вцепившись в руку.
— Не волнуйтесь. У детей всё бывает. Получим результаты анализов, тогда станет ясно. Ждите ребёнка в четвёртом боксе. — Люба вырвал руку их нервных пальцев женщины.
Она устало села за стол в ординаторской заполнить карту маленького пациента. Очень хотелось кофе, крепкого и ароматного. Стоило подумать, как прямо почувствовала запах и бодрое состояние вернулось. Желание стало непреодолимым. Нет, сначала нужно записать, а то, не ровен час, ещё кого-нибудь привезут.
Дверь резко распахнулась, и в ординаторскую влетел Антон. Накинутый на плечи одноразовый халат развевался, делая его похожим на большую тревожную птицу. Он увидел Любу и остановился, словно напоролся на невидимую преграду.
— Антон? Что ты здесь делаешь? Случилось что? С Борисом? – Люба смотрела на растерянного мужа. — Почему ты молчишь? Влетел, как тайфун, а теперь молчишь. – Люба встала и по привычке поправила фонендоскоп, висевший на шее.
Антон сделал несколько шагов к ней, запустил пальцы рук в волосы и провёл назад, словно причёсывал.
— Я не знал, что твоя смена.
— Откуда тебе знать, в какую смену я работаю. Тебя никогда нет дома. – Устало проговорила Люба.
— Да, у меня такая работа. Мне позвонила… Неважно. К вам поступил ребёнок час назад. Скворцов Рома. Что с ним?
— А ты какое отношение имеешь к этому ребёнку? Он проходит по какому-то делу? – спросила Люба.
А потом её накрыло волной догадки, обжигающей своей неприглядной истиной. Она прикусила губу, глядя на смущённого мужа. Воздух в кабинете стал плотным, не вдохнуть, а внутри, в груди вспыхнул пожар.
Люба заметила, что выражение лица Антона из растерянного стало виноватым и злым. Он приготовился к обороне.
