Ирина мечтала сбежать из дома куда глаза глядят. Хоть на недельку. И тут подвернулась горящая путевка в санаторий. Женщина за день собрала необходимые бумажки, за вечер – вещички и утром выпорхнула из квартиры как птица из клетки.
Как будут жить без нее домочадцы ее не волновало. Муж давно опостылел, дочь – отравила существование.
Первые дни в санатории отвлекли Ирину от семейных проблем, но ненадолго. Новые знакомые, приятные процедуры, вечерние развлечения не радовали. Наоборот: раздражали. Женщина не могла смотреть на счастливые лица, поддерживать безобидную болтовню, тем более танцевать на санаторных вечеринках.
Брови ее всегда были нахмурены, губы плотно сжаты, страдальческие глаза – на мокром месте. Отдыхающие видели это, поэтому и держались от Ирины подальше, лишний раз не беспокоили.
Соседка по палате Галина Сергеевна не выдержала:
– Ну что с тобой такое, Ирочка? – спросила она как-то вечером, – никогда не улыбаешься, ходишь, словно тень, никого вокруг не замечаешь. Да забудь ты о своих проблемах! Хотя бы на время. Ты же отдыхать приехала!
Ирина недобро зыркнула на пожилую женщину:
– Какое ваше дело?! Оставьте меня в покое! – закричала она и… разрыдалась.
– Поплачь, поплачь, милая, – Галина Сергеевна села поближе, приобняла Ирину и стала гладить по спине, – легче станет. Вся боль через слезы выходит. А держать ее в себе не нужно. Так и заболеть можно.
Ирина продолжала рыдать. Причем в голос, почти как плакальщицы на похоронах. Наконец, успокоилась, и действительно почувствовала некоторое облегчение.
– А еще тебе на исповедь сходить нужно, – сочувственно заговорила Галина Сергеевна, – рассказать о своей беде, покаяться. Жизнь совсем по-другому пойдет. Вот увидишь. Хочешь, я с тобой схожу: здесь неподалеку церквушка есть. Я уже была. Батюшка там – такой простой, ласковый.
Ирина снисходительно посмотрела на сердобольную женщину, несколько секунд помолчала, будто собиралась с мыслями и сказала:
– Если ваш батюшка меня послушает – озвереет. Не могу я… Не поймет никто… Я и сама не понимаю…
– Ну, не хочешь батюшке исповедоваться, мне расскажи о своем горе, – предложила Галина Сергеевна, – кто знает, вдруг я смогу помочь. А только нужно вытащить зло на свет Божий. Так оно слабее станет, понимаешь? Не волнуйся, я никому не скажу. Чего только я не слыхивала на своем веку.
– Такое – вряд ли. Не знаю, сумею ли слова подобрать.
– А ты посиди, подумай. А я пока чайку заварю.
– Нет, не надо чая. Или сейчас, или…потом не смогу.
Галина Сергеевна села напротив и приготовилась слушать. Весь ее облик говорил об этом. Женщина смотрела в глаза с таким сочувствием и такой любовью, что Ирина, наконец, решилась:
– Я ненавижу свою дочь! – выдохнула она.
Галина Сергеевна вздрогнула, но не произнесла ни слова.
Ирина, видя, что соседка не вскочила, не убежала, не принялась тут же читать нотации, продолжила:
– Пока была грудной, я за ней ухаживала, заботилась и мне казалось, что люблю ее. Искренне. Я же мать.
Но потом появились сомнения. И чем старше становилась девочка, тем меньше чувств я к ней испытывала. Любовь исчезла. Появилась ненависть.
Материнские обязанности выполняла по инерции: заботилась, беспокоилась. Как все.
Когда дочке было три года, нас с ней чуть не сбила машина. Я тогда впервые подумала: как бы хорошо я жила, если бы не успела вывернуть коляску от грузовика…
Кажется, с того момента, я стала заходить к дочке в спальню и прислушиваться: дышит или нет? Бывает же синдром внезапной детской смерти! Причем прислушивалась не со страхом, а с надеждой.
Моя дочь – совершенно обыкновенная. Ничем не отличается от сверстников. Очень симпатичная, хорошо учится, общается с друзьями, по дому помогает. Я от нее ни одного грубого слова не слышала. Никогда. Заботливая: если задерживается где-то – обязательно позвонит, предупредит, чтобы не волновались.
Родственники души в ней не чают. Знакомые, учителя и даже репетитор ее постоянно хвалят, ставят в пример.
А я… Я не могу этого слышать. После их слов мне хочется сделать дочери больно, как будто она виновата, что все ее обожают.
Но самое страшное – это ее любовь ко мне. Я-то ее ненавижу. Дочкой никогда не называю – только по имени. Мне неприятны, даже противны ее прикосновения. С трудом скрываю отвращение от того, как она говорит, как двигается, как смеется. Во что одевается. Меня все в ней раздражает. Я мечтаю, чтобы она исчезла из моей жизни. Навсегда.
Конечно, я ей этого не говорю. Но и притворяться не пытаюсь. А она – будто не замечает! Казалось бы, должна почувствовать отношение матери к себе. Ничего подобного! Ластится как кошка, в глаза заглядывает. Любит. Просто душит меня своей любовью.
А я отбываю тюремный срок по выращиванию ненавистного ребенка: кормлю, стираю, слежу за здоровьем. И мечтаю, вытолкнуть в самостоятельную жизнь, подальше от меня. Мое время тоже уходит. Скоро я стану одинокой старухой. Одинокой и никому не нужной.
– Ты говорила, что замужем, – Галина Сергеевна, наконец, вставила слово.
– Пока. Вот приеду – подам на развод. Сил терпеть рядом нелюбимого мужчину просто не осталось.
Да и не хочу я никого любить. Хочу, чтобы их не было. Совсем. Ни ее, ни его. Вот так и живу, Галина Сергеевна. Как выбраться ‒ не знаю. Да и знать не хочу…
Ирина замолчала. Взгляд застыл на одной точке, словно она забыла, что находится в палате не одна.
Галина Сергеевна не тревожила собеседницу. Молча переваривала услышанное.
Наконец, заговорила:
– Знаешь, Ирочка, я тебе не судья, – услышав это, Ирина встрепенулась, и вся превратилась во внимание, – более того, твоя беда кажется мне надуманной.
Смотри сама: ты девочку вырастила, судя по всему, хорошо воспитала. Об этом говорит ее отношение к тебе и ко всем вокруг. Часто даже в благополучных семьях дети ненавидят родителей, бегут из дома, бродяжничают. У вас же все в порядке.
Бардак творится только в твоей голове! И знаешь, я поняла из твоего рассказа, что это началось после того, как вы чуть не попали под машину. Так?
– Ну да, наверное, – задумалась Ирина.
– Ты пережила сильный стресс. И конечно, не пошла к врачу, оставила все как есть. Ведь руки, ноги у обеих целы были. А психика? О ней, как правило, не думают в такие моменты. Так вот, что я тебе скажу: твоя психика пострадала! А дочкина – нет. Ведь она маленькая была, скорее всего, даже не успела испугаться.
Ну, а ты вместо того, чтобы к врачу обратиться, сама себе диагноз поставила, сама себя еще больше накрутила. Сколько лет прошло после того случая?
– Тринадцать.
– Вот. А стресс до сих пор живет внутри. Продолжает тебя мучить и разрушать. Отсюда и злость, и ненависть, и все остальные нежелания. Это невроз чистой воды!
Подлечиться тебе нужно. Вот и все.
***
Выяснилось, что в санатории есть психолог.
Ирина, по совету Галины Сергеевны обратилась к нему. И не раз. А после санатория, уже дома, прошла полноценный курс лечения в реабилитационном центре. Выйдя из больницы, Ирина вдруг увидела, что небо ‒ голубое, трава ‒ зеленая, а доченька выросла ‒ просто загляденье!
Знакомство Ирины с Галиной Сергеевной не прервалось. Женщины общались по телефону, поздравляли друг друга с праздниками.
Однажды утром в квартире Галины Сергеевны раздался звонок. Женщина сняла трубку.
– Галина Сергеевна, это я – Ирина. Мы тут, в вашем городе проездом. Можно вас навестить?
– Конечно, милая! Я очень рада! Когда вас ждать?
– Будем через пару часов.
Галина Сергеевна испекла шарлотку, приготовила вкусный салатик, купила бутылку шампанского.
А вот и гости.
На пороге стояли Ирина и девушка, как две капли на нее похожая.
«Дочь», – догадалась хозяйка и пригласила:
– Проходите, мои хорошие, как же я рада вас видеть!
– Знакомьтесь, это моя дочь Маша, – представила Ирина юную спутницу, – мы здесь всего на один день. Вечером поезд. На юг едем. Машенька ни разу моря не видела. Да и отдохнуть ей надо. Впереди выпуск, поступление в университет.
– Вот и правильно. Вот и хорошо, – Галина Сергеевна буквально любовалась Ириной: счастливые глаза сияют, улыбка во все лицо. – Молодцы, что вдвоем едете. Отца-то на кого оставили?
– А мы папе наперед всяких полуфабрикатов заготовили, – включилась в разговор Маша, – мама холодец сварила и борща на целую неделю. Он справится! Даже рад, что мы к морю поехали. Сам хотел, да отпуск у него только в ноябре.
– Надолго едете?
– На десять дней, больше не получается, – вздохнула Ирина, – отпуск еле выпросила. Так хотелось Машу порадовать.
– Ничего. Времени вполне хватит, – успокоила Галина Сергеевна, – а на обратном пути обязательно ко мне заезжайте. Я пирогов напеку, ждать буду.
Пришло время прощаться.
– Машенька, возьми сумку, спускайся к такси. Я сейчас, – Ирина отправила дочку на улицу, а сама повернулась к хозяйке:
– Спасибо вам, Галина Сергеевна, за все спасибо. И за дочь. И за совсем другую жизнь. Я только теперь поняла, как люблю своих близких. Да и мир в целом. Какое счастье, что мы встретились!
– Береги себя, девочка моя, и будь счастлива, – Галина Сергеевна расцеловала Ирину в обе щеки и перекрестила со словами:
– Ангел Хранитель да не отлучится от вас…
P. S. Ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал
