Три дня назад Николай ушёл от своей жены.
Ему показалось, что он больше не любит её. И поэтому Николай запихнул все свои вещи в огромный брезентовый рюкзак (с которым ещё дед его ходил сдавать пустые бутылки), забрал со шкафа свою любимую гитару и ушёл.
А напоследок сказал, что Серафима его не понимает; что они разные люди; что у них разные цели и, вообще, она не та женщина, о которой он мечтал. Не забыл упомянуть и о том, что уже давно любит другую.
Серафима, как могла, пыталась удержать Николая. Плакала, обещала, что исправится, что станет лучше, что будет такой, какой нужно ему. Но Николай был неумолим. Он твёрдо решил уйти. И менять своего решения не собирался. Но, когда Николай уходил, Серафима не сдавалась. Потому что она не могла, не имела в себе сил, да и не хотела вот так просто отпускать любовь всей своей жизни. Она не понимала, как теперь ей жить дальше, если рядом с ней не будет Николая. «Он сейчас уйдёт? — с ужасом думала Серафима, видя как уверенно Николай собирает свои вещи. — И его больше никогда здесь не будет?»
Она представляла свою квартиру, в которой теперь не будет его, и в глазах её темнело, ей становилось холодно и страшно. — Да не путайся ты под ногами! — ворчал Николай, ходя по квартире взад и вперёд, постоянно натыкаясь на Серафиму и отталкивая её в сторону. Потому что она мешала ему собирать вещи. — Не дай бог что-нибудь забуду, ведь возвращаться придётся. А я тебя, Серафима, если честно, только ты не обижайся, видеть больше не хочу. — Но, Николай! — жалобно ныла Серафима, неотступно следуя за мужем из спальни в гостиную, из гостиной на кухню, из кухни в ванную, из ванной в туалет, из туалета в прихожую и оттуда обратно в спальню. — Не уходи. А я тебя люблю. Пожалей меня. Как я без тебя. Я ведь пропаду. — Не хочу! — отвечал Николай, по пути заглядывая в шкафы и тумбочки, заполняя свой рюкзак. — Сил нет. Потому что меня ждут вершины! А с тобой? Что меня ожидает? Болото семейного счастья? Нет уж. И не уговаривай. — Ты уходишь, потому что я вчера заговорила о ребёнке? Сказала, что хочу его? — Да, Серафима, — ответил Николай. — Этим своим заявлением, что хочешь сделать меня счастливым отцом, ты раскрыла всю свою мелкую сущность. И я сразу понял, в чём смысл твоей жизни. И что нам с тобой не по пути. «Зачем я ему вчера сказала, что хочу ребёнка? — думала Серафима. — Кто меня за язык тянул? Ведь у нас всё так хорошо было! Ну, почему я такая несчастная? Почему не умею молчать?» — Где мои любимые гантели? — отчаянный вопль Николая вернул Серафиму к реальности. — Да вот же они. Родимые. Под кроватью. Идите к папочке. Папочка вас не забудет. Так, что ещё? Николай огляделся по сторонам. Увидел свои носки, валявшиеся за креслом. — А вы почему до сих пор здесь? — сказал он, поднимая носки и засовывая их в рюкзак. Николай снова огляделся и вышел в прихожую. — Ну, что, Серафима? — радостно сказал он. — Вроде как всё собрал. Пришло время прощаться? — Может, всё-таки останешься? А? А я тебе всё прощу. Даже то прощу, что у тебя другая была. Николай уверенно помотал головой. — Нет! — твёрдо ответил он. — Вершины ждут. Посидим на дорожку? Они сели на табуретки, стоявшие в прихожей. — Я хотела тебе сказать, — начала было Серафима, но Николай остановил её. — Посидим молча, — сказал он. — Чего уж там. Всё уже сказано. Но молча сидеть не получилось. Серафима не хотела сидеть молча. Она и в самом деле не умела молчать. — Ты можешь уходить, — в отчаянии воскликнула Серафима, — уходи! — Конечно, уйду! — серьёзно ответил Николай. — Вещи собраны. Меня здесь больше ничего не держит. — Но помни, — продолжала Серафима, — что я тебя любила, люблю и буду любить всегда. — Ну, хорошо, хорошо, — снисходительно сказал Николай и посмотрел на часы. — Люби. Сколько влезет. Если тебе так нравится. А я пошёл. Николай поднялся с табуретки, лихо закинул на плечо рюкзак из зелёного брезента (с этим рюкзаком ещё его дедушка в 1963 году от его бабушки уходил), взял под мышку гитару, распахнул дверь, уверенным шагом вышел из квартиры и пошел вниз по лестнице. — А я буду тебя ждать, — кричала ему вслед Серафима, — всегда буду ждать. И когда тебе станет трудно, помни, что я всегда приду к тебе на помощь. Потому что я люблю тебя. И мой дом — это всегда твой дом. И развода я тебе не дам. «Вот же вредная женщина, — подумал Николай, — развода она мне не даст. Вовремя я от неё ушёл».
И вот прошло три дня.
За эти три дня Николай понял, что своим уходом от жены он, по сути, не то что ничего не выиграл, а даже наоборот. Проиграл! Ведь раньше, когда ему надоедала жена, он мог спокойно уходить от неё на несколько дней к Катерине. И там у неё вносить в свою скучную, опостылевшую жизнь счастливое разнообразие. А что теперь? «Нет, — размышлял он, с тоской глядя на Катерину, — она точно такая же, как и Серафима. И к вершинам, о которых я мечтал, я ближе не стал. Я всё в том же болоте». Откуда-то издалека до Николая донёсся недовольный голос Катерины. — И что у тебя за привычка: носки всё время под кресло бросать? — ворчала она. — Раньше ты таким не был. «Был, — думал Николай, — только почему-то раньше тебя это не раздражало». Николай взял в руки гитару. «Спою её любимую, — подумал он, — может, это её успокоит?» Не успокоило. Наоборот. — Хватит тренькать, — сердито произнесла Катерина. — Сколько можно? В голове уже звенит. Возьми книжку почитай или сходи погуляй. В конце концов, займись чем-нибудь. А то уже третий день ничего не делаешь. Только ешь, спишь и на гитаре своей дурацкой тренькаешь. «Что? — подумал Николай. — Книгу почитать? Это она сейчас про что? Это она мне? Я правильно понял?» — Да как же это, Катюша, — произнёс Николай, — я к тебе со всей душой. От жены, можно сказать, к тебе ушёл! Всё ради тебя. А ты? — А я тебя не заставляла от жены уходить. — Как не заставляла? — А так! Ты сам припёрся. — Что значит «припёрся»? Я думал, ты этого хочешь. — Мало ли, что ты думал. — Не знаю… — растерянно ответил Николай. — Но мне казалось, что мы… — Ах, тебе казалось? — Катерина серьёзно посмотрела на Николая. — А вот ответь-ка мне, с чего вдруг ты решил, что я хочу, чтобы ты ушёл от жены? А? — Катерина, я ведь только… — Если до вчерашнего дня я даже не знала, что ты женат. — Катерина, я тебя прошу… — О чём ты меня просишь? — воскликнула Катерина. — Ведь ты только вчера мне об этом сообщил. — Я не думал, что для тебя это… — Ах ты не думал! А ты не думал, что это подло? — Что подло? — То! — кричала Катерина. — Что мы с тобой делаем — это подло. — Подло? — Да! Подло! По отношению к твоей жене. А самое страшное, что ты и меня втянул в эту свою подлость. — Но почему подлость? — А ты не понимаешь? — Нет! — Ведь ты сам говоришь, что она тебя любит! — Любит, но я-то её не люблю. Я тебя люблю! — А я тебя нет! — ответила Катерина. — И вот что я решила. А возвращайся-ка ты обратно. — Куда обратно? — К жене, обратно. — Как это? — А так! На чужом несчастье счастья не построишь. — Но, Катерина! — Всё! Я так решила. Пошёл вон. Забирай свой вонючий рюкзак, гитару и проваливай. Когда Николай выходил из квартиры, Катерина окликнула его. — Стой! — закричала она. — Что, любимая? — в его душе ещё теплилась надежда. — Гантели свои забыл, — сухо ответила Катерина. — Вчера чуть палец на ноге не сломала о них. Она выкинула из квартиры гантели и закрыла дверь. «О, Небеса, — подумал Николай, засовывая любимые гантели в дедушкин рюкзак, — спасибо Вам за то, что Вы дали мне по-настоящему любящую жену. Которая всё мне прощает и всегда меня ждёт. Нам обоим нужно было пройти это испытание. И в первую очередь — мне. Ведь только пройдя через это, я понял, как люблю Серафиму. Где ты, Серафима? Я сейчас же вызываю такси и еду к тебе. И я даже согласен подумать насчёт того, чтобы стать отцом. Не сейчас, конечно. Лет через двадцать».
Увы. Насчёт благосклонности к нему Небес Николай ошибся.
И понял он это только тогда, когда вышел из такси, поднялся на нужный этаж и позвонил в квартиру Серафимы. — Тебе чего? — испуганно спросила Серафима, когда приоткрыла дверь, оставляя её на цепочке. — Ночь на дворе? Ты чего припёрся-то? Николай хоть и растерялся от такого приёма, но взял себя в руки и, как мог, объяснил ситуацию. — Я понял, что люблю только тебя, — сказал он в заключение, — тебя одну, Серафима. И мне больше никто не нужен. И если ты так хочешь, то мы можем подумать и о ребёнке. Не сейчас, конечно, но со временем, когда-нибудь, почему нет. — Да ну тебя, к лешему, — ответила Серафима, — какой ещё ребёнок? О чём ты? — Я о том, что домой вернулся, Серафима. Пусти меня. — Нет. Не пущу. И не уговаривай. — Как же так? — А так, — ответила Серафима. — С какой стати мне тебя пускать? Если за эти три дня, пока тебя не было, я поняла, как мне хорошо без тебя. — Хорошо без меня? — не понял Николай. — Да разве тебе может быть без меня хорошо, Серафима? — Как выяснилось, может. И даже очень. — А как же наши дети? — Какие наши дети? — Которых ты хотела от меня? — Да ну тебя, Николай. Какие ты страшные вещи говоришь. — Я говорю? Это ты говорила. Забыла уже? — Мало ли что я говорила. Я говорила это, когда любила тебя. А теперь… Извини. Дети от тебя? Разве что в кошмарном сне. — Не хочешь ли ты сказать, что разлюбила меня? Серафима задумалась. — Можно и так сказать, — уверенно ответила она, немного подумав. На лице Николая появилась язвительная улыбка. — Что я слышу? — с сарказмом произнёс он. — Женщина, которая клялась мне в вечной любви, хотела от меня детей, разлюбила меня за каких-то три дня! Серафима опять задумалась. — Честно говоря, Николай, — сказала она, — я разлюбила тебя быстрее. — Как быстрее? — удивлённо произнёс Николай. — Уже на следующий день, — продолжала Серафима. — Проснувшись и не увидев тебя рядом с собой, я вдруг поняла, что не люблю тебя. — Как же это? — А вот так. И вообще. Я взглянула на свою жизнь и ужаснулась. Не понимаю, как до сих пор терпела тебя рядом с собой. Наваждение какое-то. Обстирывала тебя, готовила тебе, убирала мусор за тобой, выслушивала целыми днями твои жалобные песни. — Эти жалобные песни ещё мой дедушка пел! — воскликнул Николай. — У костра! — Вот именно, — продолжала Серафима, — и я их вынуждена была слушать. А ещё о гантели твои треклятые постоянно спотыкалась. Носки твои грязные из-под кровати и кресел вытаскивала. И вот когда я вдруг осознала, что тебя больше никогда со мной не будет, я так обрадовалась, так обрадовалась. Ты даже себе не представляешь! — Обрадовалась? Чему? — Оказывается, Николай, что от тебя было больше неудобств, чем радости. И поняла я это, только когда ты ушёл. — Но я вот он! Здесь! Неужели ты не видишь? Это я! Тот, кого ты любишь больше жизни. Серафима снова задумалась. — Ты знаешь, Николай, — ответила она после небольшой паузы, — мы вчера, если честно, слишком весело провели время. Голова совсем не соображает. И поэтому я плохо понимаю, что ты говоришь. Может, ты придёшь в какой-нибудь другой день? А? Например, через неделю. А ещё лучше, через месяц. Но Николай не слышал последние слова Серафимы насчёт недели и месяца. Вчерашнее весёлое времяпровождение жены вдруг как-то сразу захватило всё его внимание. — Весело провели время? — переспросил он. — Как это понимать, Серафима? Ты ведь… Замужняя женщина. Ещё недавно клявшаяся мне вечной любви. И говорившая, что хочет от меня ребёнка… У меня это просто не укладывается в голове, Серафима. Объясни. Я требую. Серафима закрыла глаза, покачала головой и тяжело вздохнула. — Ну, вчера, — начала объяснять Серафима, — когда я обрадовалась, что тебя больше не будет в моей жизни, я сразу позвонила своим подругам. — Каким подругам? У тебя ведь нет подруг, Серафима? — Есть. Но ты о них забыл, потому что сразу поставил мне условие, чтобы после свадьбы никаких моих подруг в нашем доме не было. Вот их и не было. Забыл? — Ах, эти подруги, — вспомнил Николай. — Честно говоря, да, забыл. — А я была так счастлива, что сразу им позвонила! — Но зачем? — Счастьем своим поделиться с ними. Зачем же ещё. И поэтому весь вчерашний день мы отмечали наше с тобой расставание. — Подожди, я не понимаю. Ты хочешь сказать, что вчера весь день ты со своими подругами в нашей квартире веселилась? — спросил Николай. — Я правильно понимаю? — Ну да. Только не в нашей квартире, а в моей. Веселились. Повод-то какой. Свобода и счастье. Конечно, веселились. — И мужчины с вами были? Серафима задумалась. — Мужчины? — переспросила она. — Кажется, были. Ты знаешь, если честно, я не очень хорошо помню, что вчера было. Мы с подружками немного того. — Чего того? — Перебрали. Помню только, что было очень весело, а вот насчёт подробностей. По-моему, подруги привезли с собой каких-то мужчин. Но кто они? Понятия не имею. А это для тебя сейчас так важно? Да? — И между вами что-то было? — спросил Николай. — Между кем и кем? — не поняла Серафима. — Не прикидывайся! — закричал Николай. — Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Из соседней квартиры выглянули, напомнили, что уже ночь на дворе и попросили говорить потише. Серафима и Николай извинились и продолжили разговор. — Итак, — шепотом сказал Николай. — Я повторяю свой вопрос. Между вами что-то было? — Когда? — шепотом спросила Серафима. — Когда меня здесь не было, чёрт возьми, — злобно прошептал в ответ Николай. «Господи, — подумала Серафима, — я уже и забыла, какой он нервный. Не надо с ним спорить. Надо просто соглашаться. А то, чего доброго, с ним что-то случится, и придётся дверь открывать». — Было, — уверенным шепотом ответила Серафима. — Я правильно понимаю, Серафима, — продолжил шептать Николай, — между Вами было всё? Только не лги мне. — Правильно, — шептала в ответ Серафима. — Вот всё, как понимаешь, так и было. Честно. Николай хотел было уже развернуться и уйти, но вспомнил, что идти ему некуда и, что он ещё пока её муж. — Я тебя прощаю, Серафима, — произнёс он. — За что? — не поняла Серафима. — За всё, что ты сделала в эти три дня. — Спасибо, — ответила Серафима. — Я тебя тоже прощаю. И не только за эти три дня, а вообще за всё. А теперь я пошла. — Как пошла? Куда? — Спать. — А я? — И ты тоже иди. Спать. — Куда? — Куда хочешь. Ночь уже. После договорим. Серафима закрыла дверь.
(Михаил Лекс. 22.07.2023) Буду рад Вашим лайкам, репостам и комментариям. Подписка сделает Вас ближе к новым рассказам )))
