— Ты с ума сошёл, Лёша? — Ксения даже не вошла в квартиру, просто замерла на пороге с пакетом из «Пятёрочки» и недоверчиво уставилась на мужа. — Ты взял кредит? На машину?! Для своей матери?!
Алексей, как ни в чём не бывало, сидел на полу, ковыряя что-то в коробке с инструментами. Пахло WD-40 и недавним жареным. Видимо, снова «баловал» себя котлетами из морозилки, пока она была на работе.
— Ксюша, не начинай, — протянул он, не глядя на неё. — Там ничего такого. Взял под 12 процентов, платёж смешной. Мамке нужна была машина, ну ты же знаешь — с коленом у неё…
— Да знаю я, — она бросила пакет на кухонный стол и услышала, как в нём зазвенели банки с консервами. — Только у меня вопрос: ты это решил в одностороннем порядке, или я всё же числюсь как жена в твоём внутреннем совете директоров?
— Ну ты бы опять начала. В твоём стиле. Что «мама всё портит», «мы не потянем», «я не могу жить под её пятой». Ты же сразу на дыбы.
— А я и встану, Лёша, — тихо, почти ласково сказала Ксения и повернулась к нему спиной. — Потому что, знаешь что? Меня никто ни о чём не спросил. А платить будем мы.
Он встал. Прямо в домашней футболке с оторванным карманом и в шортах с выцветшим логотипом «Спартака». Шелушащиеся пятки и всё вот это — картина, не вызывающая уважения.
— Она же мать моя, Ксю. И тебе бы не мешало быть помягче. Это же не чужой человек.
— Вот именно, — она обернулась. — Не чужой. А значит, должен понимать, что не имеет права лезть в наш бюджет. Или ты у нас теперь главный филантроп?
Он хотел ответить, но тут загудел домофон. Звонкий, как удар по нервам. Ксения подошла, нажала кнопку, ничего не спросив.
— Привет, Ксюшенька! — из динамика раздался голос, который она бы узнала в аду. — Ой, что-то лифт так трясётся, как будто развалится скоро. А я с пирожками. Свеженькие!
— Я не ем пирожки, — отрезала Ксения, глядя на мужа. — И да, прекрасно, что лифт трясётся. Может, в следующий раз пешком поднимется.
Алексей сделал два шага назад, как будто за ним открылась пропасть. И она, пожалуй, была права.
— Ксю, ну не сейчас. Пожалуйста.
— Именно сейчас, Лёша. Считай, репетиция.
Через минуту в дверях появилась она — Дина Альбертовна. Женщина лет шестидесяти с выражением лица, будто ей всю жизнь недодают благодарности. Дорогая дублёнка (хотя на дворе конец марта), волосы уложены, маникюр цвета «тёмная слива», перстень, будто её пригласили на роль мадам Помпадур. И пластиковый контейнер с пирожками.
— Ой, Ксюш, ты что такая худая? Опять диеты? Я в твои годы уже рожала!
— А я в ваши годы уже хотела на Бали, — улыбнулась Ксения фальшиво. — Но приходится встречать гостей.
— Ну что ты так сразу! Я же с добром. Вот пирожки. С капустой и с мясом. На сливочном, как ты не любишь, — она ткнула контейнер Ксении прямо под нос.
— Забавно, что вы это помните, — Ксения взяла коробку двумя пальцами и положила на микроволновку, как биологическую опасность. — А я-то думала, всё, что я говорю, мимо.
Алексей пытался что-то вставить, но его не слушали. Он уже знал этот театр.
