В последний раз оглядела накрытый стол. Шестидесятилетие — не шутка! Оливьешка, селёдочка под шубой, заливное из судака по маминому рецепту… Всё как полагается. Торт с безе заказала в кондитерской, сервиз парадный достала. Пионы в центре стола — любимые цветы сына.
Часы показывали половину пятого. Гости должны прийти к шести, а от Лёши ни слуху ни духу. Когда говорили две недели назад, он, как всегда, был вежлив, но холоден: «Мам, постараюсь приехать, но ничего не обещаю. Сама понимаешь — работа, проекты горят».
Я тогда проглотила обиду и сказала беззаботным тоном: «Конечно, сынок. Буду очень рада, если получится».
Набрала его номер — гудки, гудки, а потом равнодушное: «Абонент временно недоступен». Бросив телефон на стол, тяжело опустилась на стул. В груди что-то сжалось и заныло. Хотелось разреветься, но слёз не было. За годы жизни с вечно недовольным бывшим мужем, а потом с вечно бунтующим сыном-подростком, я научилась держать лицо. «Не раскисай, Верка», — это мой девиз по жизни. Вот и сейчас сглотнула ком в горле и выпрямила спину.
Звонок в дверь заставил подпрыгнуть. «Лёша!» — сердце ёкнуло. Но нет. На пороге стояла Татьяна с работы с охапкой жёлтых хризантем и коробкой конфет.
— С юбилеем, дорогая! — крепко обняла она меня. — Ну, показывай, где твоё праздничное великолепие?
Через полчаса квартира наполнилась гостями. Подруги, соседки, бывшие коллеги по школе — человек пятнадцать набралось. Все шумят, поздравляют, дарят подарки. А я улыбаюсь, подливаю вино в бокалы, салаты в тарелки подкладываю. Вроде всё идёт нормально — тосты, воспоминания, даже песни под караоке, которое Зинаида, географичка наша бывшая, с собой притащила.
Только одна Татьяна заметила, как я то и дело поглядываю на дверь и проверяю телефон.
— Лёша так и не позвонил? — спросила она, когда мы вдвоём возились с тортом.
— Нет, — отрезала я. — Видимо, занят.
— Молодёжь, — вздохнула Таня. — У них свои дела, свои заботы. Не бери в голову.
Но как тут не взять? Даже когда гости разошлись за полночь, даже когда я прибиралась на кухне, обрезала увядшие цветы и разбирала подарки, мысли не отпускали. Родной сын, единственный, ради которого жила, которого поднимала одна после развода — не нашёл времени даже позвонить в мой юбилей.
Достала альбом со старыми снимками. Вот Лёшенька идёт в первый класс — худющий, с огромными глазищами, в пиджачке с чужого плеча. Вот его выпускной — уже высокий, красивый, точь-в-точь отец в молодости. А вот последнее фото вместе — три года назад, когда приезжал на майские. С тех пор всё по телефону, редкие сообщения в вотсапе. «Что я сделала не так?» — думала я, засыпая в пустой квартире. Юбилей, к которому так готовилась, прошёл без самого главного человека в моей жизни.
Утро после юбилея — хуже не придумаешь. Башка трещит, сердце ноет, душу глодает обида. Механически собираю остатки праздника: пакеты с мусором, вялые цветы, липкие тарелки… Телефон по-прежнему молчит.
В обед позвонили в дверь. Татьяна притащила домашних пирожков.
— Заглянула проверить, как ты, — сказала, проходя в кухню. — Знаю я эти постпраздничные состояния.
Сели чай пить. Я была благодарна ей за визит — одной с мыслями оставаться невыносимо.
— Не могу перестать думать про Лёшу, — выдавила я наконец. — Как он мог? Я ведь всё для него делала, всю жизнь…
Татьяна сочувственно кивала, а меня понесло, как прорвало плотину:
— После развода с Колей я жила только ради сына. Ни одного мужика в дом не привела, хотя, знаешь, были варианты. Ни разу не поехала отдыхать — всё копила на его образование. Репетиторы, секции, потом институт в Питере… А он даже трубку не берёт!
— Может, правда завален работой? — предположила Таня. — Ты же говорила, он в какой-то крутой фирме, начальником стал.
— В день рождения матери можно найти пять минут, чтобы позвонить, — отрезала я. — Я не требую невозможного. Просто элементарного внимания.
Весь следующий день не находила себе места — то хваталась за телефон, то откладывала в сторону. Гордость боролась с желанием услышать его голос. К вечеру не выдержала и отправила сообщение: «Лёша, почему ты не поздравил меня с юбилеем? Я тебя чем-то обидела?»
Ответил только через сутки, сухо и формально: «Прости, был очень занят. С днём рождения. Здоровья и всего хорошего».
Перечитывала эти строчки раз десять, пытаясь понять, что за ними. Обида? Безразличие? Или действительно просто запарка на работе?
В выходные поплелась в магазин за продуктами и нос к носу столкнулась у подъезда с Мариной Семёновной с пятого этажа. Она в нашем доме с незапамятных времён живёт, Лёшку ещё малявкой помнит.
— Верочка, с юбилеем тебя! — Марина полезла обниматься. — Прости, что не зашла, у меня дочка с внуками гостили, кувырком всё. Ну как отпраздновали? Алексей приехал?
— Нет, — буркнула я. — Не смог.
— Жаль, — покачала головой соседка. — А я-то думала, у вас отношения наладились.
Что-то в её голосе меня насторожило.
— А что с ними не так? — спросила я, стараясь говорить спокойно.
Марина замялась, а потом выдала:
— Ну… Мы же все знаем, что ты строгая мать была. Может, даже слишком.
— Это что значит — слишком? — я почувствовала, как внутри закипает раздражение, и опустила сумки на землю. — Я просто хотела, чтобы из него вырос настоящий человек, а не размазня, как его папаша!
— Конечно-конечно, — примирительно подняла руки Марина. — Я просто вспомнила тот случай, когда он зимой под лестницей до утра просидел, после того как ты его за двойку выгнала. Синий весь был, когда Петрович с третьего его нашёл.
Я застыла с открытым ртом. Тот случай смутно помнила. Лёшке было… тринадцать, кажется? Притащил двойку по алгебре, да ещё и соврал, что математичка придирается. Я разозлилась и в сердцах крикнула: «Пошёл вон из дома, пока не научишься за свои поступки отвечать!» И дверью хлопнула. Думала — постоит на площадке, охолонет, потом вернётся, извинится. А он, значит…
— Ты что-то путаешь, — промямлила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Да чего путать-то? — удивилась Марина. — Той зимой морозы за тридцать были, а он в одной худи выскочил. Коля Петрович его нашёл всего синего и ко мне привёл — чаем отпаивать, пока ты не успокоишься. Потом я к тебе пошла, сказала, что он у меня. А ты такая на взводе была… Сказала: «Пусть сидит, где хочет, пока не одумается».
В глазах потемнело. Я не помнила этого. Совсем. Помнила ссору, но не помнила, чтобы Марина приходила. Не помнила, чтобы сын ночевал у соседки. Как такое возможно?
— И часто… такое бывало? — еле выдавила я.
Марина отвела глаза.
— Бывало. Ты ведь строгая была. Всё хотела, чтобы он круглым отличником был, в престижный вуз поступил. За любую четвёрку его пилила. Он иногда ко мне заходил, просто посидеть, когда боялся домой возвращаться с дневником.
— Почему ты мне ничего не говорила? — голос дрогнул.
— А ты бы послушала? — пожала плечами Марина. — Ты ж всегда лучше всех знала, как сына растить. Говорила, что только строгостью из мальчишки мужика сделаешь.
Я схватила сумки и, не попрощавшись, ломанулась к своему подъезду. Надо было остаться одной. Подумать. Вспомнить.
Дома выпотрошила шкаф — выгребла все альбомы, Лёшкины дневники, тетрадки, рисунки. И начала вспоминать — методично, год за годом.
Дневник за третий класс. Учительница пишет: «Алексей способный мальчик, но очень застенчивый и неуверенный в себе. Боится отвечать у доски». А рядом моя приписка красной ручкой: «За каждое выступление у доски — мороженое».
Пятый класс. Записка от классной: «Лёша единственный не поехал на экскурсию. Сказал, что вы не разрешили из-за тройки по русскому». Я тогда действительно запретила. Считала — отдых надо заслужить.
Восьмой класс. Грамота за второе место в олимпиаде по физике. Я тогда спросила: «А почему не первое?»
Сидела на полу среди разбросанных бумаг и фотографий, и слёзы катились по щекам. Вспомнила себя — вечно усталую, раздражённую, выживающую после развода. Вспомнила, как боялась, что сын вырастет беспомощным нытиком, как его отец, и старалась воспитать в нём характер. Но глядя сейчас на эти бумажные свидетельства прошлого, я видела совсем другое — испуганного мальчишку, никогда не дотягивающего до моих ожиданий.
И сверху этого всплыли моменты, о которых старалась не думать — как орала на сына за разбитую чашку; как заставила его порвать дружбу с пацаном, который, по-моему, был плохой компанией; как однажды в гневе схватила ремень, но не ударила, а потом неделю делала вид, что ничего не было.
Я считала, что просто воспитываю. А теперь, оглядываясь назад, видела совсем другое.
Всю ночь глаз не сомкнула. А утром написала Алексею длинное письмо. Не с претензиями, не с жалобами на невнимание. А с признанием собственных ошибок. С просьбой о прощении. С надеждой на новое начало.
Алексей молчал три дня. Я уже решила, что он проигнорировал моё письмо, когда телефон наконец зазвонил.
— Привет, мам, — его голос звучал ровно, но как-то осторожно.
— Лёша, — у меня перехватило дыхание. — Спасибо, что позвонил.
— Я прочитал твоё письмо, — сказал он помолчав. — Даже несколько раз перечитал, если честно.
— И что думаешь? — я изо всех сил сжимала трубку, боясь услышать ответ.
— Не знаю, что сказать, — ответил он. — Никогда не думал, что ты… вспомнишь всё это. Или признаешь.
— Я сама не помнила, — тихо сказала я. — Или не хотела помнить. Марину встретила, и словно дверь в прошлое открылась. Лёш, я правда не понимала, сколько боли тебе причинила. Мне казалось, я всё правильно делаю.
На том конце повисло молчание.
— Знаешь, — наконец заговорил он, и голос его звучал глухо, будто сквозь вату, — когда ты написала про свой юбилей, я сначала хотел ответить что-нибудь злое. Что-то вроде: «А помнишь, как ты не приехала на мой выпускной из универа, потому что я четвёрку на госах получил?» Но потом решил, что нет смысла старое ворошить.
Я зажмурилась. Помнила тот день. Лёша позвонил, сказал про четвёрку, а я, расстроенная, заявила, что не поеду на выпускной — нечего, мол, праздновать, раз не смог красный диплом получить. И ведь действительно не поехала. Сын сам документы забирал.
— Я была чудовищной матерью, — выдавила я.
— Нет, — неожиданно мягко возразил Алексей. — Ты была… перепуганной разведёнкой, которая боялась, что сын повторит ошибки отца. Которая хотела для меня самого лучшего. Но иногда забывала, что я — это я. Не папина копия, не твой проект. Просто я.
— Когда ты стал таким умным? — я попыталась улыбнуться, хотя слёзы текли ручьём.
— Наверное, когда к психологу ходить начал, — ответил он. — Четыре года терапии, мам. Чтобы разобраться с детскими травмами и понять, почему я до смерти боюсь любого неодобрения.
Я закрыла лицо рукой. Боже, неужели я настолько его покалечила?
— Поэтому не приехал? — спросила тихо. — Потому что боишься меня?
— Не тебя, — Алексей помедлил. — Себя. Того, что снова почувствую себя маленьким мальчиком, который вечно не дотягивает до планки. Который вечно виноват. Мы с психологом как раз над этим работали, когда твоё приглашение на юбилей пришло. Она сказала, что я не обязан ехать, если не готов. Что можно постепенно отношения налаживать, а не сразу в омут головой.
— А потом я написала то письмо…
— Да, — в его голосе мелькнуло что-то похожее на удивление. — И это было… неожиданно. Честно, я не думал, что ты способна на такое признание.
— Я тоже, — горько усмехнулась я. — Понадобилось шестьдесят лет, чтобы наконец свои косяки разглядеть.
Мы проговорили больше двух часов. Без криков, без обвинений — просто рассказывая друг другу, как всё выглядело с разных сторон. Лёша впервые описал, каково ему было жить с моими вечными требованиями, а я поделилась своими страхами после развода.
— Знаешь, я всегда думала, что закаляю тебя, — сказала под конец разговора. — А оказалось, что просто ломала.
— Не сломала, — возразил Алексей. — Я вот он, разговариваю с тобой. Пытаюсь понять. Это тоже своего рода сила, правда?
Когда прощались, он пообещал подумать о приезде — не на праздник, просто так.
— Без ожиданий, без обязаловок, — сказал он. — Просто повидаться и посмотреть, сможем ли мы с чистого листа что-то начать.
И в первый раз за долгое время я почувствовала что-то похожее на надежду.
Лёша приехал через три недели — просто позвонил в четверг и сказал, что будет в субботу. Я заметалась по квартире — начала убираться, меню продумывать, шмотки перебирать. А потом остановилась. Нет. Не буду опять всё в представление превращать. Не буду пытаться произвести впечатление. Просто встреча двух взрослых людей, которые пытаются понять друг друга.
Когда в дверь позвонили, сердце всё равно как бешеное заколотилось. Открыла и увидела сына — высокого, красивого, в простой синей рубашке и джинсах. С лёгкой сединой на висках, которой раньше не было. С морщинками вокруг глаз. Взрослого мужика, в котором я всё равно видела своего маленького мальчика.
— Привет, мам, — сказал он, переступая порог.
Я шагнула навстречу, неуверенно протянула руки — и он, после секундного колебания, обнял меня. Неловко, натянуто, но всё-таки обнял.
Мы пили чай на кухне, говорили о его работе, о моём выходе на пенсию, о планах на будущее. Я показала альбом с фотками с юбилея, Лёша рассказал о командировке в Сочи. Вроде всё шло нормально, но между нами висело что-то недосказанное.
— Я тебе подарок привёз, — наконец сказал он, доставая из рюкзака маленькую коробочку в синей обёртке. — С опозданием, но всё-таки.
Я развернула бумагу. Внутри лежала тонкая серебряная цепочка с кулоном в виде дерева.
— Это… — я с трудом справилась с дрожью в голосе. — Спасибо, Лёша. Очень красивая вещь.
— Дерево жизни, — сказал он. — Символ роста, изменений, новых начинаний. Подумал, что будет в тему.
Я осторожно надела цепочку. Кулон лёг точно в ямочку у основания шеи.
— Тебе идёт, — кивнул Алексей. — Мам, я хочу кое-что сказать.
Я напряглась.
— Я всё ещё работаю над собой, — начал он. — Над страхами, над комплексами из детства. И не могу обещать, что всё сразу будет гладко между нами. Будут сложные моменты, будут обиды, которые вылезут неожиданно.
— Я понимаю, — тихо сказала я.
— Но я хочу попробовать, — продолжил он, глядя мне прямо в глаза. — Построить новые отношения. Взрослые. Честные. Без прежних ожиданий и обязательств. Ты к этому готова?
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Сколько лет мечтала, чтобы сын снова стал близким, чтобы мы разговаривали по душам, делились радостями и бедами. Но всегда представляла это как возвращение в прошлое — когда он был маленьким и полностью от меня зависел. Теперь понимала, что это невозможно. И не нужно.
— Готова, — сказала я. — Я… я очень хочу узнать тебя заново, Лёш. Настоящего тебя. Не того мальчика, которого я пыталась слепить по своим лекалам, а того мужчину, которым ты стал вопреки мне.
Он удивлённо приподнял бровь:
— Почему вопреки?
— Потому что я хотела, чтобы ты стал отличником, юристом или экономистом, женился по расчёту на правильной девочке. А ты стал айтишником, живёшь в гражданском браке с женщиной старше себя, мотаешься по миру…
— И всё это тебя, конечно, не устраивает, — с лёгкой иронией заметил Алексей.
— Раньше — не устраивало, — призналась я. — А сейчас думаю: какое право я имею твой путь судить? Только ты знаешь, что делает тебя счастливым. И… я впервые себе признаюсь, что горжусь тобой. Не за оценки, не за крутую работу. А просто за то, что ты есть. За то, каким человеком ты стал.
На мгновение в его глазах мелькнуло удивление, смешанное с недоверием. А потом лицо смягчилось.
— Спасибо, мама, — сказал он. — Это… много для меня значит.
Перед уходом он предложил:
— Может, приедешь к нам на майские? Познакомишься с Леной, посмотришь, как мы живём.
Я подумала о своих планах — рассада на подоконнике, уборка на балконе, сериалы вечером. И решительно кивнула:
— С удовольствием.
Проводив сына, я долго сидела на кухне, перебирая в памяти наш разговор. Юбилей, к которому так готовилась, прошёл без него. Но, может быть, именно это отсутствие и боль, которую оно причинило, и стали началом чего-то нового и настоящего.
На следующий день, копаясь в телефоне, я заметила, что Лёша сделал несколько снимков во время своего визита. Он не говорил об этом, просто украдкой фотографировал — меня на кухне, старые семейные фотки на стене, вид из окна, который не менялся с его детства.
А вечером прислал сообщение: «Мам, забыл спросить: хочешь научиться пользоваться видеосвязью на телефоне? Могу показать в следующий раз. Так мы могли бы чаще видеться, даже когда я в разъездах».
Я ответила: «Да, я бы хотела».
Три простых слова. Маленький шажок к новым отношениям, к новому пониманию, к исцелению старых ран. Юбилей был пропущен, но именно после него началась новая глава моей жизни — возможно, самая важная из всех.
Расстояние между нами никуда не делось. Но теперь это была не глухая стена, а дорога, по которой мы могли идти навстречу друг другу. И я была готова пройти свою часть пути.
Буду искренне рада вашему комментарию, лайку и подписке ❤️
Пользуюсь сама, и вам советую присмотреться:
Реклама. Рекламодатель ООО Яндекс, ИНН 7736207543
