Санкт-Петербург. Поздний октябрьский вечер. Наталья, завернувшись в плед, сидела на подоконнике своей квартиры на улице Марата, наблюдая, как дождь стучит по стеклам. Ветер гнал по мостовой желтые листья, а город, окутанный туманом, казался безлюдным. Она уже собиралась спать, как вдруг услышала робкий стук в дверь. Гости в это время? Необычно. Даже соседи редко беспокоили после десяти.
— Кто там? — спросила Наталья, поправляя халат и подходя к двери.
— Это я, Света! — дрожащий голос за дверью был едва слышен.
Наталья приоткрыла дверь. На пороге стояла её коллега по супермаркету «Северный луч» — Света, прижимавшая к себе пятилетнюю дочь Алесю. Лицо женщины было бледным, а в глазах читался животный страх. На правой щеке алело багровое пятно, веко опухло, обещая превратиться в синяк к утру.
— Пусти нас… Хоть на пару дней, — выдохнула Света, и её голос сорвался на шепот. — Умоляю…
Наталья молча отступила, пропуская их в прихожую. Алеся, спрятав лицо в мамину куртку, всхлипывала, будто её душили.
«Два месяца назад они даже не общались», — мелькнуло в голове у Натальи. Света устроилась кассиром в «Северный луч» осенью, и их знакомство ограничивалось редкими разговорами у кофейного автомата. Всё изменилось в день рождения Натальи. Девушка, не желая проводить вечер в одиночестве после отъезда нового бойфренда, пригласила Свету. Тот вечер — пара бокалов вина, смех под старые пластинки и неловкие признания о прошлом — казался началом дружбы. Но сейчас, глядя на перепуганную гостью, Наталья понимала: это не дружба, а крик о помощи.
— Расскажешь, что случилось? — спросила она, когда Света уложила Алесю на диван в гостиной.
— Позже… — та отвела взгляд, поправляя одеяло на дочери.
Квартира Натальи, недавно отремонтированная в скандинавском стиле, казалась чужеродным миром для Светы. Белые стены, минималистичная мебель, аккуратные полки с книгами — всё это контрастировало с её потрёпанной сумкой и потухшим взглядом. Наталья принесла постельное бельё с узором из ромашек, купленное ещё для гостевой комнаты, которую так никто и не занял после развода.
— Кушать хочешь? — спросила она Алесю, но девочка, уткнувшись в подушку, лишь мотала головой.
— Ладно, спи. Утро вечера мудренее.
На кухне, заваренный чай с бергамотом дымился в кружках. Света, обхватив ладонями стакан, будто пыталась согреть ледяные пальцы, заговорила первая:
— Игорь… Он с ума сошёл. Вернулась с Алей из садика — и как заорёт! Кричит, что я ему изменяю, что Алеся — не его… — голос её дрогнул. — Ударил. Впервые за семь лет…
Наталья молчала. Её собственный развод с Антоном прошёл тихо: разделили квартиру на Васильевском острове, разъехались, даже спорить не стали. Но эта история…
— Ты не бойся. Переночуете, а завтра разберёмся, — сказала она, хотя сама не понимала, что значит «разберёмся».
На следующий день Наталье пришлось нарушить свой график. Вместо пробежки вдоль канала Грибоедова она везла Свету и Алесю в детский сад на Литейном, потом — в «Северный луч». По дороге Света, замазав синяк тональным кремом, повторяла:
— Только никому не говори, ладно? Игорь остынет — вернёмся…
В супермаркете Наталья, как управляющая, перевела Свету из касс в подсобку — фасовщицей. Та молча кивала, избегая взглядов коллег.
Вечером, возвращаясь домой, Наталья позвонила Свете, чтобы та включила чайник. Ответа не было. У подъезда на улице Марата её ждал сюрприз: домофон молчал, ключи она забыла, а Света, как выяснилось, плескалась в ванне с наушниками.
— Прости! Я не слышала! — Света, в мокром полотенце, металась по прихожей, пока Наталья, стиснув зубы, разогревала застывший ужин.
Следующие дни превратились в испытание. Алеся, тихая днём, к вечеру становилась неуправляемой. В среду она разбила хрустальную вазу, подаренную Наталье матерью. В четверг пролила сок на бежевый ковёр. А в субботу утром…
— Тётя Наташа, кушать! — Алеся трясла её за руку в восемь утра. Света исчезла, оставив записку: «Смотрю квартиру. Вернусь к обеду».
Наталья, накормив девочку, включила ей мультики на ноутбуке. Через полчаса услышала стук. Алеся, защищая героя от злодея, лупила ладонями по экрану.
— Ты что делаешь?! — Наталья вырвала компьютер. — Это же техника, а не игрушка!
Алеся разревелась. Света, вернувшись с пирожными, лишь пожала плечами:
— Она же ребёнок. Не понимает.
Кульминация наступила вечером. Пока женщины пили чай на кухне, Алеся нашла перманентный маркер. На белоснежных обоях в гостиной расцвели синие каракули.
— Это что?! — Наталья, бледнея, смотрела на стену. — Ты вообще контролируешь её?!
— Наташ, это же просто обои! — Света нервно засмеялась. — Переклеим, я заплачу…
— Переклеим? — Наталья ткнула пальцем в стену. — Это ручная роспись! Художник из Петергофа месяц работал! Ты знаешь, сколько это стоит?!
Света вдруг изменилась в лице.
— А ты знаешь, каково это — бежать ночью с ребёнком под дождём?! — её голос взлетел до визга. — Ты счастливая, у тебя всё есть: квартира, работа, мужчины… А я даже зубную щётку свою не успела взять!
Наталья, глубоко вдохнув, произнесла чётко:
— Ты просилась на два дня. Прошло пять. Собирай вещи.
Света замерла, потом резко схватила Алесю за руку.
— Идиоты все тут! — она швырнула в стену чашку. — Лучше к Игорю вернусь! Он хоть любит нас…
Звонок Игорю длился две минуты. Света, рыдая, просила прощения. Наталья слышала сквозь дверь:
— Да, милый, я поняла… Больше не буду переписываться с ним…
Когда дверь захлопнулась, Наталья опустилась на пол. В тишине квартиры, пахнущей чужими духами и испугом, она вдруг осознала: её одиночество — не проклятие, а щит.
Через месяц в «Северном луче» Свету перевели в другой филиал. Говорили, Игорь забирал её с работы — синяков больше не было.
А Наталья, глядя на замазанную стену, решила не ремонтировать её. Синие каракули стали напоминанием: доброта требует границ. И иногда «нет» — это не жестокость, а спасение.