— Гуляете? — поинтересовался старик, которого похоронили несколько месяцев назад, — и мы гуляем. Я пришел Белочку свою проведать… Скучаю по ней очень… — Мама, ты тоже это видишь? — обалдело спросила я, — смотри, там, рядом с Белкой… Это же ее хозяин идет! Его тулуп, его валенки черные — таких ни у кого нет. Мама, мы же были с тобой на его похоронах, мы же видели, как он в гробу лежал! Ну не может же его призрак к Белке приходить?!
***
Дачный поселок тихо дремал, убаюканный шелестом листвы и щебетом птиц. В самом дальнем его уголке, у старенького домика с покосившимся крыльцом, на скамеечке сидели двое: старик и собака. Дед Никита был кряжистым, немногословным мужчиной с добрыми, но усталыми глазами. Ходил он медленно, степенно, разговаривал тихо, тщательно подбирая слова. В деревне его любили и уважали — за всю жизнь он никому ничего плохого не сделал. Белка же была его полной противоположностью. Белая с рыжими пятнами шерсть блестела на солнце, а единственный зрячий глаз глядел как-то по-человечески, мудро, что ли. Она всегда была рядом с дедом, чутко следя за каждым его движением. И хотя голос ее я так ни разу и не услышала, в ее взгляде читалось больше, чем в тысячах слов. Однажды я гостила на даче у бабушки с дедушкой. Сидела на крыльце, читала книгу, когда увидела, как дед Никита медленно ковыляет по дороге, опираясь на толстую палку. Белка, как всегда, шла рядом, не отставая ни на шаг. — Здравствуй, дед Никита, — поздоровалась я. Он остановился, приподнял свою старую кепку и улыбнулся мне своей беззубой улыбкой. — Здравствуй, девонька. Что читаешь? — Да так, сказки, — ответила я, захлопнув книгу. — Сказки — это хорошо, — кивнул дед Никита, — в них правда жизни есть. Только за красивыми словами ее разглядеть надо уметь. Белка прижалась к его ноге, словно поддерживая старика. — Как Белка? — спросила я, наклонившись, чтобы погладить ее по мягкой шерсти. Белка в ответ лизнула меня в руку. — Ничего, живет, — ответил дед Никита, — стареет, конечно. Но не жалуется. Она у меня кремень-баба. — Жалко ее, — вздохнула я, — один глаз… Дед Никита помрачнел. — Да, жалко. Зверье же тоже чувствует. Какой-то изверг ей так жизнь поломал. Солью в глаз. За что? Не понимаю. Я замолчала, не зная, что сказать. В глазах деда Никиты застыла такая боль, что у меня сердце сжалось. — Ладно, пойду я, — проговорил он, словно очнувшись, — надо Белку покормить. Да и самому поесть не мешает. Он пошел дальше, а я смотрела ему вслед. В его сутулой фигуре чувствовалось одиночество и какая-то невыразимая тоска. На следующий день я решила навестить деда Никиту. С пустыми руками же не пойдешь, поэтому взяла с погреба баночку бабушкиного вишневого варенья и пошла к нему. Когда я постучала в дверь, Белка тихонько зарычала. Но, узнав меня, тут же завиляла хвостом. — Здравствуй, Белка, — поздоровалась я и вошла в дом. Дед Никита сидел за столом и чинил старую обувь. — Ой, а я как раз собирался чай пить, — обрадовался он, увидев меня, — проходи, девонька, садись. Я поставила варенье на стол. — Это вам от бабушки, — сказала я, — вишневое. — Спасибо, — поблагодарил дед Никита, — как раз к чаю будет. Он поставил чайник на плиту и достал из шкафа две кружки. — Расскажи мне что-нибудь, дед Никита, — попросила я, когда мы сели пить чай, — про жизнь, про войну… Дед Никита задумался. — Про войну рассказывать — это тяжело, — сказал он, наконец, — там такого насмотрелся, что до сих пор в кошмарах снится. А про жизнь… Жизнь она разная бывает. И хорошая, и плохая. Но главное — не терять надежду. И верить в добро. Он помолчал, а потом посмотрел на Белку, которая лежала у его ног. — Вот, взять хотя бы эту собаку. Кто-то ей жизнь сломал, а она не озлобилась. Любит меня, радуется каждому дню. У нее надо учиться. — Вы ее очень любите, да? — спросила я. — Люблю, — ответил дед Никита, — она мне как дочь родная. Один я совсем остался. Жена давно умерла, дети разъехались. А Белка всегда рядом. Она моя радость, моя опора. Я смотрела на них и понимала, какая между ними связь. Они нашли друг друга в этом мире, они стали друг для друга семьей. — А что будет, когда Белка помрет? — спросила я, не подумав. Дед Никита побледнел. — Не говори так, — прошептал он, — я этого не переживу. Она для меня все. Мне тут же стало стыдно. Ну не дура ли, а?! Что несу, сама не знаю. — Простите, дед Никита, — пробормотала я, — я не хотела вас обидеть. — Ничего, девонька, — сказал он, вздохнув, — все мы когда-нибудь помрем. Но пока живы, надо радоваться каждому дню. И ценить тех, кто рядом. После этого я часто приходила к деду Никите. Мы пили чай, разговаривали, я помогала ему по хозяйству. А Белка всегда была рядом, ласково заглядывая в глаза. Однажды дед Никита заболел. Бабушка с дедушкой вызвали скорую, и его увезли в больницу. Белка осталась одна. Я каждый день ходила к ней, кормила, гуляла. Она скулила и металась по двору, словно потеряла что-то очень важное. В ее глазах читалась такая тоска, что у меня сердце разрывалось. Когда деда Никиту выписали из больницы, Белка неистово залаяла (впервые за все время, что я ее знала!) и бросилась ему навстречу, сбивая его с ног. Он обнял ее и заплакал. — Я тоже по тебе скучал, Белка, — шептал он, — я думал, что больше тебя не увижу. Я смотрела на них и понимала, что они не могут жить друг без друга. Они — одно целое.
***
На дачном участке моей бабушки, как обычно, царила тихая, умиротворяющая атмосфера. Летний вечер располагал к неспешным разговорам за чашкой ароматного чая. Сегодня мы с мамой собирались навестить нашего давнего знакомого — Никиту Сергеевича. — Одинокий он, жалко, — говорила я маме, — человек очень хороший, такие истории интересные рассказывает! Давай ему, мам, фруктов отнесем? Когда мы подошли к его калитке, Белка, как всегда, первой нас заметила. Она радостно завиляла хвостом и тихонько заскулила, приветствуя нас. Никита Сергеевич вышел из дома, улыбаясь своей доброй, чуть застенчивой улыбкой. — Здравствуйте, дорогие мои, — произнес он, приглашая нас во двор, — как же я рад вас видеть! — Здравствуйте, Никита Сергеевич, — ответила мама, обнимая его, — вот, решили навестить вас. Как поживаете? — Да ничего, потихоньку, — ответил он, махнув рукой, — старость — не радость, конечно, но жить можно. А вы как? — Тоже ничего, — ответила мама, — все работаем, да работаем. Времени ни на что не хватает. Мы прошли в дом, сели за стол, на котором уже дымился свежезаваренный чай. Никита Сергеевич поставил на стол варенье из лесных ягод, которое он сам собирал в окрестном лесу. — Как Белка? — спросила мама, погладив собаку по голове. — Да ничего, стареет, конечно, — ответил Никита Сергеевич, вздохнув, — но держится молодцом. Она у меня боевая. Белка в ответ лизнула руку мамы, словно подтверждая слова хозяина. Разговор за чаем тек неспешно и непринужденно. Мы рассказывали о своих делах, о работе, о семье. Никита Сергеевич внимательно слушал, иногда вставляя какие-то комментарии или советы. В какой-то момент мама спросила о его дочерях. Знала, что эта тема для него болезненная. — Как там ваши девочки? — поинтересовалась она, — давно их не видно. Лицо Никиты Сергеевича помрачнело. Он вздохнул и опустил глаза. — Да что про них говорить, — ответил он, помолчав, — не общаются они со мной. Забыли про старика. — Ну что вы такое говорите, Никита Сергеевич, — попыталась утешить его мама, — наверняка у них свои дела, свои заботы. — Дела, заботы… — повторил он, горько усмехнувшись, — а отцу позвонить некогда? Навестить старика сложно? Нет, им не до меня. Я знала, что у Никиты Сергеевича две взрослые дочери, у которых уже свои семьи. Но они редко приезжали к отцу, практически не общались с ним. Я не знала причины, но чувствовала, что между ними существует какая-то глубокая обида или непонимание. В какой-то момент Никита Сергеевич замолчал, погрузившись в свои мысли. Мы с мамой тоже молчали, не желая бередить его душевную рану. Внезапно он встрепенулся и посмотрел на нас. — А знаете что, девочки, — сказал он, — не так давно одна из них померла. Старшая… Мы с мамой переглянулись. — Как померла? — обалдела мама, — что случилось? — Болезнь, — ответил Никита Сергеевич, — быстро сгорела. Он замолчал, а потом тихо добавил: — На похороны меня не позвали… Мы с мамой были в ужасе. Мы не могли представить, как можно было так поступить с родным отцом. — Никита Сергеевич, простите, — прошептала мама, — мы даже не знали. — Да что уж теперь, — ответил он, махнув рукой, — что было, то прошло. Жизнь продолжается. Он попытался улыбнуться, но в его глазах стояли слезы. После этого мы еще немного посидели, поговорили о чем-то отвлеченном. Но атмосфера уже была не та. В воздухе висела какая-то тяжесть. Когда мы уходили, Никита Сергеевич крепко обнял нас и поблагодарил за визит. — Спасибо, что не забываете старика, — сказал он, — мне это очень дорого. Мы с мамой вернулись домой в подавленном настроении, долго обсуждали услышанное, пытаясь понять, как такое могло произойти. — Бедный Никита Сергеевич, — вздохнула мама, — как же ему, наверное, тяжело. — Да, — ответила я, — совсем один остался. Только Белка у него и есть. Мы часто помогали Никите Сергеевичу. То денег из города на телефон положим, оплатим что, то продукты купим. А если папа с охоты заезжает, то обязательно оставит для его собаки кость хорошую. Иногда папа просто перебрасывал кость через забор. Зимой Белке много чего перепадало: то лапы медвежьи, то ноги лосиные, то голова кабанья. Белка, кажется, была благодарна папе за это больше, чем сам Никита Сергеевич.
***
В очередной мой приезд бабушка с дедушкой рассказали мне ужасную новость — Никита Сергеевич погорел. Запах дыма еще долго витал в воздухе, въедаясь в одежду и кожу. Пепел, как черная пыль, осел на траве и деревьях. На месте старенького домика, построенного еще в советские времена из подручных материалов, зияла черная дыра. Это все, что осталось от прежней жизни Никиты Сергеевича. Зима в том году выдалась холодная, и старенький обогреватель, оставленный без присмотра, замкнул. Огонь вспыхнул мгновенно, пожирая все на своем пути. Сосед, вовремя обнаружив пожар, чудом успел вытащить из огня документы Никиты Сергеевича. Хорошо еще, что без жертв обошлось — Белки и ее хозяина дома не было. Помню, как бабушка рассказывала: — Представляешь, вернулся Никита Сергеевич, а дома-то нет. Одна головешка. Хорошо хоть, Белка с ним была, на улице ждала. Куда ему, бедному, деваться? И правда, куда деваться старику, у которого ни кола ни двора? Дочь, как обычно, не объявилась, помочь некому. Но Никита Сергеевич был не из тех, кто сдается. Несмотря на преклонный возраст, он решил во что бы то ни стало построить новый дом. Один. Без посторонней помощи. — Не могу я, — говорил он бабушке, — без своего угла. Не могу я у кого-то жить. Надо свой дом, свой порядок. И он взялся за дело. Сначала долго ходил по лесопилкам, выбирал доски. Денег, конечно, не хватало, но он экономил на всем, откладывал каждую копейку. Помню, как-то я приехала к бабушке, а она говорит: — Ты представляешь, Никита Сергеевич пенсию получил и ни копейки себе не оставил. Все на доски отнес. Говорит, дом надо строить, некогда ждать. Он работал не покладая рук, от рассвета до заката. Сам пилил, сам строгал, сам копал фундамент. Бывало, увидишь его, и сердце замирает. Старый, болезненно худой, а работает как вол. — Никита Сергеевич, да вы бы хоть кого-нибудь наняли, — уговаривал его дедушка, — зачем вам так надрываться? Или давайте мы вам поможем? Всем миром, совершенно бесплатно! — Нет, — отвечал он, — сам буду строить. Сам хочу. И Белка всегда была рядом. Она, конечно, не могла помочь ему физически, но она была его верным другом и компаньоном. Она всегда находилась рядом, поддерживая его своим присутствием. Как-то я спросила его: — Никита Сергеевич, а вам не страшно одному строить? Все-таки возраст… — Страшно, девонька, — ответил он, — но что делать? Кому это, кроме меня, надо? Постепенно, шаг за шагом, дом начал расти. Сначала появился фундамент, потом стены, потом крыша. Никита Сергеевич трудился не покладая рук, вкладывая в каждый брусок, в каждую доску частичку своей души. Помню, как он устанавливал окна. Поднимался на шаткую лестницу, дрожащими руками прибивал рамы. Смотришь на него и думаешь: «Неужели он это сделает?». А он все делал. С упорством и настойчивостью, достойными восхищения. Через три года дом был готов. Небольшой, но добротный, построенный с любовью и заботой. Все это время старик жил в крошечной времянке, и зимой и летом там ночевал. И выстоял, закончил то, что начал. — Ну вот, — сказал Никита Сергеевич, приглашая нас в гости, — теперь есть где жить. Дом был простой, но уютный. Две небольшие комнаты, кухонька, печка. Все чисто и аккуратно. На стенах висели фотографии, на столе стояли цветы. — Хороший дом, Никита Сергеевич, — похвалила бабушка, — крепкий. — Спасибо, — ответил он, — я старался. Но на этом Никита Сергеевич не остановился. Он решил построить еще и баньку. — Надо, — говорил он, — без бани жизнь не жизнь! Где мне кости старые греть? И снова он взялся за работу. Сам копал яму под фундамент, сам клал кирпичи, сам устанавливал печь. — Да что ж это такое, — ворчала бабушка, — ему бы уже на печи лежать, а он все строит и строит. Год ушло на возведение бани. Когда она была готова, старик нас на смотрины пригласил. Мне баня чрезвычайно понравилась: небольшая, но добротная. — Ну что, — сказал Никита Сергеевич, — пойдем париться? Мы, конечно, согласились. Разделились по «гендеру» и парились от души, с вениками и домашним сидром. Никита Сергеевич только улыбался, глядя на нас. — Хорошая банька получилась, — сказал дедушка,— на славу. — Да, — ответил Никита Сергеевич, — я старался. После бани мы сидели за столом, пили чай с вареньем и разговаривали. — Знаете, — сказал он вдруг, — я ведь никогда не думал, что доживу до такого возраста. А вот живу. И радуюсь каждому дню. Он посмотрел на Белку, которая лежала у его ног, и улыбнулся. — Спасибо тебе, — сказал он, — за то, что ты всегда рядом. Белка в ответ лизнула его руку. — Я ведь без нее, как без рук, — признался Никита Сергеевич, — она моя семья. Моя радость. И я поняла, что Никита Сергеевич — это человек с огромной силой воли, с невероятным упорством и настойчивостью. Он смог преодолеть все трудности, построить новый дом, построить баньку. И все это в одиночку, в свои восемьдесят лет.
***
В новом доме пожить Никита Сергеевич толком и не успел. Случилось это внезапно, в начале прошлой осени. Сердце не выдержало — инфаркт. Нашли его соседи утром, когда он не вышел во двор, как обычно. Новость облетела всю округу. — Не может быть! — ахала бабушка,— только построил дом, и вот… Несправедливо! Связались с его дочерью, которая, как обычно, отмахнулась. —Сами закопать не можете, что ли? — возмущалась она, — чего от дел отрываете? Некогда мне! Организовали все как надо, похоронили по-человечески. Дочь приехала на похороны, постояла с каменным лицом и уехала, словно и не было у нее отца. Белка одна осталась. Преданная, верная, потерянная. Она не понимала, куда делся ее хозяин, ее друг. Она продолжала ждать его у ворот, надеясь на чудо. Конечно, и мы, и соседи подкармливали ее, пристроить пытались. Но кому нужна старая собака, дворняга, да еще и изуродованная? — Да кому она нужна, старая карга? — вздыхала соседка тетя Маша, — только место занимает. Конечно, мы могли бы ее забрать, но у нас у самих уже питомец — старый кот Василий, ревнивый до ужаса. Не стали рисковать, решили, что так будет лучше. Примерно до октября, в те редкие дни, когда я могла вырваться на дачу, наблюдала, как Белка понуро ходила по линиям — известному только ей маршруту, которым они с Никитой Сергеевичем обычно гуляли. Она обходила его любимые места, останавливалась, принюхивалась, словно искала его запах. — Бедная собака, — говорила мама, глядя на нее с жалостью, — так скучает по хозяину. Но в декабре все переменилось. Собака будто ожила. Стала хвостом вилять, носилась по улице радостная, возбужденная. Словно к ней вернулось что-то важное, что-то потерянное. — Что с ней такое? — удивлялась бабушка, — вроде ничего не изменилось, кормить ее лучше не стали, а она вон какая счастливая. Причина таких перемен открылась мне по пути на речку. Мы с мамой прогуливались, наслаждаясь зимним пейзажем. Снег искрился под ногами, воздух был свежий и морозный. Смотрим: где-то впереди Белка идет, а рядом с ней — фигура человеческая. Не человек, а именно фигура — полупрозрачная, как дымка. — Мама, смотри! — воскликнула я, схватив ее за руку, — это же… Мама прищурилась, пытаясь разглядеть силуэт вдали. — И правда, — прошептала она, — как будто Никита Сергеевич. Подошли поближе — может, Белку новый хозяин взял, какой-то дальний родственник Никиты Сергеевича, о котором мы не знали? Но чем ближе мы подходили, тем сильнее охватывал нас какой-то необъяснимый ужас. Фигура двигалась медленно, немного сутулясь, как и Никита Сергеевич при жизни. Одета была в старенький тулуп и шапку-ушанку — такую же, как и у него. Но самое странное было то, что Белка, обычно сторонящаяся незнакомцев, бежала рядом, весело виляя хвостом и поглядывая на своего спутника с обожанием. Когда мы подошли совсем близко, я чуть не закричала. Это был Никита Сергеевич! Он выглядел точно так же, как и при жизни, только немного бледнее и прозрачнее. Он улыбался Белке, гладил ее по голове, разговаривал с ней тихим голосом. — Здравствуй, Белочка, — сказал он, словно обращаясь к нам, — гуляем вот. Мы с мамой стояли, как вкопанные, не в силах произнести ни слова. — Никита Сергеевич? — прошептала я, не веря своим глазам. Он повернулся к нам и улыбнулся. — А вы чего тут? — спросил он, — гуляете тоже? — Мы… Да, — пробормотала я, все еще находясь в прострации. — Ну и хорошо, — сказал он, — воздух свежий, полезно. Он снова повернулся к Белке и пошел дальше. Он именно шел, а не плыл, как призраки, которых показывают в кино. А Белка радостно бежала рядом, не замечая нашего присутствия. А мы стояли и смотрели им вслед, пока они не скрылись в небольшой лесополосе. — Что это было? — прошептала мама, когда мы пришли в себя. — Я не знаю, — ответила я, дрожа всем телом, — но я видела его. Это был Никита Сергеевич. Мы вернулись домой. Бабушка, услышав наш рассказ, только перекрестилась. — Господи, помилуй! — причитала она, — чудеса какие-то. С тех пор мы часто видели Никиту Сергеевича и Белку, гуляющих вместе по окрестностям. Они бродили по своим любимым местам, словно ничего не случилось. словно они и не расставались. Некоторые говорили, что это просто плод нашего воображения, что мы сами себе все придумали. Но я знала, что это не так. Я видела его своими глазами. И я понимала, что Белка не осталась одна. Что у нее есть свой хозяин, свой друг. И я думаю, что это лучше, чем одиночество. Лучше, чем забвение. Лучше, чем ничего…
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.
(Все слова синим цветом кликабельны)
