— Так я же не за квартиру помогала, — опешила она у нотариуса.
Случайно это вышло, а может высшая воля была, но стала она помогать одинокой старушке с первого этажа.
Прибрать, приготовить, сходить в магазин, да и поговорить, о чем душе угодно.
А соседка, перед тем, как Богу душу отдать, на Надежду Андреевну квартиру переписала.
— Ни стыда, ни совести! – Вера Кузьминична бросила телефон на покрывало. – Лучше б я вас по детдомам развезла!
Она вытерла кружевным платком пот с верхней губы.
— Дети? – спросила Надежда Андреевна, соседку по комнате.
— А кто еще? – платочек спрятался в рукаве. – Внуки, наверное, не знают, как меня звать!
— Поссорились? – спросила Надежда Андреевна, усаживаясь на кровати.
— Мирно жили, пока они на мое имущество глаз не положили, — с досадой проговорила Вера Кузьминична, — а потом прямо в глаза спрашивали, не зажилась ли я.
— Что ж ты их так воспитала? – Надежда Андреевна попыталась улыбнуться, но от боли вышла гримаса.
Вера Кузьминична, да и сама Надежда Андреевна не принимали гримасы на свой счет. Место было такое.
— Они меня сюда засунули, — тяжело вздохнула Вера Кузьминична, — думали, я им сразу все отпишу. И дом, и квартиру. А вот – фиг! Пусть еще помучаются!
— А я сама в хоспис оформилась, — проговорила Надежда Андреевна, — тяжело мне стало самой.
— Неужто и присмотреть некому? – Вера Кузьминична, понервничав, предпочла прилечь. – Дети-то есть?
— Как не быть, — Надежда Андреевна улыбнулась, — четверо.
— Тоже сдать хотели?
— Да, нет, — Надежда Андреевна тоже легла, — у них своя жизнь, свои дела. Забыть, может, не забыли, а времени на меня не было.
— Ну, лучше так. А то мои мне что ни день намекали, что мне на том свете прогулы ставят. Я поняла бы, если бы зятья с невесткой, а так родные же! Вот ни стыда, ни совести, прости Господи!
***
Когда Надежда Андреевна поняла, что самой себя ей обслуживать становится слишком сложно, решила найти себе место получше. В рамках пенсии, конечно.
А медицинское обследование при поступлении выявило множество заболеваний, которые и тянули ее к печальному финалу. Лечить пытались, но больше снимали симптомы и обострения.
— А у тебя и подруг не было, чтобы за тобой присмотрели? – спросила после дневного сна Вера Кузьминична.
Часто бывало так, что разговор продолжался спустя какое-то время. Люди пожилые уставали быстро.
— А они вперед меня поуходили, — продолжила беседу Надежда Андреевна, вспомнив, о чем говорили.
— Отстояла, стало быть, свою очередь, — понимая, кивнула Вера Кузьминична, — я тоже многих проводила.
Полежали в тишине.
— А я ведь богатейка! – проговорила Надежда Андреевна. – Если деньгами мерить, так целый олигарх!
— А может ты еще и дворянка? – с ухмылкой спросила Вера Кузьминична.
— Тут Бог миловал, а имуществом, знаешь, обзавелась.
***
Детки разлетелись из гнезда мамы Нади рано. Только на крыло вставали и сразу в путь.
Все четверо разбежались, только став совершеннолетними. И последней съехала Леночка. Замуж выскочила по большой любви за толстого чиновника.
А Надежда Андреевна в пятьдесят восемь лет осталась в квартире одна.
Работать работала, а домой ноги не несли. Случайно это вышло, а может высшая воля была, но стала она помогать одинокой старушке с первого этажа.
Прибрать, приготовить, сходить в магазин, да и поговорить, о чем душе угодно.
А соседка, перед тем, как Богу душу отдать, на Надежду Андреевну квартиру переписала.
— Так я же не за квартиру помогала, — опешила она у нотариуса.
— Можете не вступать в наследство, если вам эта жилплощадь не нужна, — проговорил мужчина с уставшим лицом, — только имущество еще никому не помешало.
А потом подруга Надежды Андреевны заболела, помочь просила, потому что дети за границей. И вторая квартиру упала к ногам через пару лет.
***
— И сколько ты их насобирала? – спросила Вера Кузьминична.
— Двенадцать и моя тринадцатая, — улыбнулась старушка.
— Вот она жестокая судьба, богатство есть, а жизнь все одно к концу подходит. Ни с собой не заберешь, ни на пару лишних лет не поменяешь…
Опять повисла тишина, грустная, обреченная.
— Пойду, коридоры песком посыплю, — проговорила Вера Кузьминична, вставая, — там у нас турнир будет, надо потренироваться, да посмотреть, кто там из конкурентов еще живой.
— Я потом за тебя поболею, — ответила Надежда Андреевна, а про себя добавила: «Если доживу…»
***
— А что я говорила?! – в комнату заглянула медсестра Зиночка. – Щечки розовые, глазки горят! Вот что значит, доктор другие таблеточки назначил!
— И правда, — отозвалась Надежда Андреевна, — получше себя чувствую. Только мы же понимаем, что не лечение это, а так, симптомы притушить. Все одно, конечная остановка не за горами.
— Надежда Андреевна, — строго сказала Зиночка, — отставить упаднические настроения! Мы еще с вами – о-го-го!
— Хорошая ты девочка, — проговорила старушка, — я ж на голову не скорбная, все понимаю.
— А вы еще другое поймите, — Зина присела на край постели, — лучше тут, в тепле, в сытости и под присмотром.
Отец у меня был. Все хорошо, да с бутылкой на «ты». Так его сердечный приступ во хмелю настиг, да на дороге. Упал в канаву, а нашли только через трое суток, – она вздохнула. – Лучше тут.
— Умеешь ты поддержать, а мне все одно грустно. Деток у меня четверо, всем позвонила, всем сказала, что не прошу ничего, а если б приехали проведать, так я бы только обрадовалась. А не едет никто.
Сыновья деловые, зазорно им, наверное, а дочки, вроде, и пообещали, а как видишь, — она сглотнула. – В одиночестве, стало быть…
— А вот тут вы не правы! У вас есть я! А еще весь персонал всегда с добром и лаской. Так и соседка ваша шорохов навела! Турнир шахматный затеяла, гроссмейстеров наших под орех разделывает!
— Ну, Кузьминична, если с хорошим задором, еще покоптит…
— Так и вы задором обзаведитесь. А насчет детей вы не грустите. Они же сами уже живут своими жизнями. Вышли в свет, да и пошли.
А то, что родителя не навещают, вы думаете, закон бумеранга просто так придумали? Вернется им!
— Хорошая ты, Зиночка! – улыбнулась Надежда Андреевна. – Пусть тебя судьба хорошим мужем наградит!
Она смутилась, покраснела и вышла из комнаты.
***
Вера Кузьминична турнир по шахматам выиграла, а на следующее утро не проснулась.
— Вечная тебе память, моя последняя подружка, — проводила соседку Надежда Андреевна.
А на следующий день пригласила нотариуса. На волю случая оставлять дела не хотелось, а даты ухода никто не знает.
***
Коля, на правах старшего брата сидел у самой двери, рядом примостился младший брат, а сестры сели напротив.
Приходили по одному, сдержанно кивали. Не было ни приветствий, ни объятий, ни улыбок. Что по крови, что по документам – родные люди, а на самом деле – чужие.
— Да-а, — протянул Коля, — вот и все.
Толя кивнул, Рита даже не шелохнулась, а младшая, Лена, терла платочком сухие глаза.
— А я все собиралась к ней съездить, — произнесла Лена, — не думала, что она так скоро.
— Так ей семьдесят восемь было, — сказал Толя, — она ж не бессмертная.
— А ты к ней ездил? – спросила Лена.
— Ну, у меня дел много было, по бизнесу, — растерянно ответил Толя.
— Никто к ней не ездил, — грубо ответил Коля, — а мои дети ее даже не знали.
— А ты этим гордишься, да? – с вызовом спросила Рита.
— Ты ж такая же, — бросил Коля, — как она тебе отказала квартиру разменять, ты ее из своей жизни вычеркнула.
— Интересно, а кому она квартиру отписала? – поинтересовался Толя.
— У нее она не одна, — сказал Коля, — ей соседка отписала за то, что мать за ней ухаживала.
— Нормально! Две квартиры – это уже серьезно! – Толя потер руки.
У него бизнес находился на грани существования, а капитала, чтобы его поддержать не было. А половина квартиры – это весомо!
— У нее еще может что-то быть, — произнесла Лена, — мама мне рассказывала, что она за одинокими стариками ухаживала, пока сама в силах была.
— А она не говорила, сколько чего? – поинтересовался Коля.
— Я не спрашивала, — растерялась Лена.
— Как всегда в своем репертуаре, — фыркнула Рита, — где-то за облаками и в розовых мечтах!
— Я предлагаю план, — Коля посмотрел каждому в глаза.
— Как нас всех обмануть? – спросила Рита, складывая руки на груди. – Помню я, как ты нас без конфет оставлял всякими штучками. Так сейчас нас динозаврами в шкафу не проведешь!
— Что за план? – спросил Толя, отмахиваясь от Риты.
— Короче, мать могла свое имущество разделить, как Бог на душу положит, а я предлагаю сразу договориться, чтобы всем досталось поровну.
— Это как? – не поняла Лена.
— Она могла разделить все в равных долях, — начал объяснять Коля, — а могла оставить кому-то одному или двоим.
— Лотерея, получается, — хмыкнул Толя.
— Поскольку мы все про нее забыли, то, если и получить, то должны поровну, а не так, как она в маразме решила. Поэтому я предлагаю все, что она нам оставила продать, а получившуюся сумму разделить на четыре части. Каждому по его доле.
— Боишься, что тебе она вообще ничего не оставила? – спросила Рита.
— Так и тебе рассчитывать не на что, — ответил колкостью Коля.
— Мне все равно, — ответила Лена.
— А мне – нет, — сказал Толя. – Но, если по справедливости, тогда я согласен. Это, как минимум, честно.
***
— Предупреждаю сразу, — сказал нотариус, когда заинтересованные лица расселись по стульям в кабинете, — все разборки, крики, претензии, драки вне этих стен.
Я всего лишь оглашаю последнюю волю умершей. А если вы себя не сможете сдержать, то тут есть охрана, которая вас выведет без особого пиетета.
Присутствующие кивнули.
Нотариус перелистывал бумаги с перечнем имущества и оценочной стоимостью, а дойдя до самого завещания, подозрительно хмыкнул:
— А Надежда Андреевна не оставила вам ничего. Все тринадцать квартир она распорядилась продать, а вырученные средства перечислить в центр детской онкологии. Можете покинуть кабинет.
***
Не было криков. Даже желания оспорить не было. Все понимали, что вот это на самом деле справедливо. Они, выйдя в свою жизнь, просто оставили мать. Можно сказать, бросили. Получилось, что они сами по себе, она сама по себе. Да и совестно было оспаривать завещание и претендовать на деньги для больных детей.
Они не были семьей, они не были родными людьми. Даже друзьями не были. Но какие-то зачатки совести Надежда Андреевна смогла вложить в их души.
Сами, так, сами…
Автор: Захаренко Виталий
