«Мама… А что тебе мама-то помогла, когда ты на улице оставалась?» — прозвучал упрёк бабушки Нюси, заставивший Катю отвернуться к окну от обидных слов

Судьба шепчет о неожиданной надежде из руин.
Истории

Катя положила цветы на свежий земляной холмик и поспешила покинуть кладбище. Ветер завывал, словно голодный зверь, бросая в лицо колючие капли дождя, то подгоняя её в спину, то замедляя шаг, хлеща по щекам. Она нагнула голову пониже, крепче прижала к себе чёрный платок и заспешила домой по размытой тропинке. На душе было муторно, тяжело, но слёз почему-то не было.

«Странно, — подумала она, — мама умерла, а я не плачу».

Осознание потери ещё не пришло. Вместо скорби в душе металось чувство вины за испытанное облегчение. Катя корила себя за такие мысли, но поделать с собой ничего не могла. Последние годы жизни матери превратились для неё в настоящее испытание. Развод с мужем, потом болезнь матери… И ни капли поддержки.

Едва переступив порог квартиры, она услышала знакомый скрипучий голос:

— Ну и где ты шатаешься так долго, Катька? Не видишь, что за погода разыгралась? — встретила её бабушка Нюся, бывшая свекровь.

Ни грамма сочувствия в блёклых глазах. Ни слова соболезнования — только немой упрёк.

Катя скинула промокшую насквозь куртку, повесила на крючок, с которого стекала вода, образуя лужицу на полу.

— Ну и чего ж ты молчишь? — не унималась старуха. — Успокоилась, наконец?

— Успокоилась, — буркнула женщина и прошла на кухню, сбрасывая по пути отсыревшие туфли.

Старушка, шаркая тапками, пришла следом, покачивая седой головой.

— Ну вот и зачем ты это делала? — начала она свою привычную песню. — Пусть бы твой братец хоронил её или государство на худой конец. Тебе что, больше всех надо?

— Но ведь она же моя мама, — упрямо прошептала Катя и отвернулась к окну, за которым разгулялась непогода, чтобы не видеть насмешки во взгляде бабушки.

Та презрительно хмыкнула:

— Мама… А что тебе мама-то помогла, когда ты на улице оставалась? А как слегла, так сразу тебя вызвонила. Не сыночка-кровиночку, не невестку-красавицу, а доченьку, которую шпыняла.

— Бабуль, ну не надо… — попыталась остановить старушку Катя.

— А что, я неправду сказала? Ты вспомни, что она тебе говорила! — распалилась та ещё больше. — Напомнить, как кричала, что от хороших жён мужья не уходят? И что, видимо, мало тебя порола, раз ты семью разрушила? Гнала тебя так, что весь посёлок слышал! А ты, дура, по первому её зову бросилась! И что толку-то? Прощения она попросила? Нет! Дом тебе отписала? Тоже нет! Она тебя даже на смертном одре костерила. А ты, наивная…

Старушка безнадёжно махнула рукой и вышла из кухни. Хлопнули дверцы шкафа — Катя мимо воли улыбнулась. Бабушка всегда, когда нервничала, начинала в шкафу прибираться. Это её успокаивало.

На кухне было темно — пасмурная погода и тяжёлые тучи не пропускали свет в небольшое окошко. Екатерина зажгла лампочку, достала картошку и принялась чистить. Мелькнула мысль, что всё же нужно было матери поминки организовать, потом отмахнулась: «Нет на это денег. И так всё на похороны ушло. Ещё и в долги влезла». У бабушки принципиально не взяла ни копейки — та матери никто, да и не любила её. Неправильно это.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори