— Антонина Павловна, — сказала я, когда нас оставили наедине в коридоре, — почему вы просто не поговорили со мной? Не посоветовались?
— Ты бы не согласилась, — вздохнула она. — Ты всегда была такая… независимая. А Виктору нужна поддержка семьи.
— Виктору нужна поддержка, а не интриги за его спиной, — твёрдо сказала я. — Как думаете, что он скажет, когда узнает, что вы пытались выжить меня из моей собственной квартиры?
Она побледнела ещё сильнее.
Я смотрела на поникшую фигуру этой когда-то гордой женщины. Сейчас я могла поступить по-разному. Могла позвонить следователю, который уже ждал в соседнем кабинете, и написать заявление о возбуждении уголовного дела. Подделка документов — серьёзное преступление. Антонина Павловна могла получить реальный срок.
Я представила, как Виктор узнаёт, что его мать судят. Как мы приходим к ней на свидания. Как это разрушит нашу семью.
Но могла ли я просто отпустить её после такого предательства? Простить и забыть? Она ведь не просто пыталась навязать мне гостей — она хотела лишить нас дома.
Глубоко вздохнув, я приняла решение.
— Я не буду подавать заявление о возбуждении уголовного дела, — тихо сказала я. — Если вы снимете незаконную регистрацию и пообещаете больше никогда так не поступать.
В её глазах блеснули слёзы.
— Мне так стыдно, Наташа. Я не знаю, что на меня нашло.
В тот же день регистрация была аннулирована. Участковый, учитывая моё нежелание доводить дело до суда, ограничился строгим предупреждением. Брат свекрови с женой уехали в гостиницу, а оттуда — домой в свой городок.
Через месяц вернулся Виктор, посвежевший и окрепший. Я долго думала, говорить ли ему о случившемся. И решила, что наши отношения должны строиться на правде.
Тем вечером, когда он распаковывал чемоданы, я рассказала ему всё.
— Подожди, — он сел на кровать, потрясённый. — Ты хочешь сказать, что моя мать пыталась буквально отобрать у нас квартиру?
— Да, — тихо ответила я. — И я могла подать на неё заявление в полицию. За подделку документов дают до двух лет.
— И что… что ты сделала?
— Я отпустила её. С условием, что такое никогда не повторится.
Он смотрел на меня долгим взглядом, потом подошёл и крепко обнял.
— Ты… невероятная женщина, Наташа. Я не уверен, что сам смог бы так поступить.
— Я просто не хотела разрушить нашу семью, — прошептала я.
— Знаешь, — сказал он, немного отстранившись, — я должен поговорить с ней. Такое нельзя оставлять просто так.
Разговор у них был тяжёлым. Я не присутствовала, но Виктор вернулся домой с красными глазами.
— Она плакала и просила прощения, — сказал он. — Я никогда не видел маму такой раскаявшейся. Она сказала, что ты имела полное право посадить её, но проявила милосердие.
Наши отношения с Антониной Павловной изменились навсегда. Теперь она приходила только по приглашению и никогда не оставалась наедине с нашими документами. Когда через полгода мы узнали, что ждём ребёнка, она плакала от счастья, а Виктор смотрел на меня с гордостью и любовью.
— Ты удивительная женщина, Наташа, — сказала свекровь мне как-то. — Я не заслуживала такого снисхождения.
— Все мы делаем ошибки, — ответила я. — Главное — уметь их признавать.
Когда родилась наша дочь, мы с Виктором долго выбирали имя.
— Антонина, — неожиданно предложил он.
— Ты уверен? — удивилась я. — После всего, что было?
— Именно после всего, — кивнул он. — Ты научила меня, что прощение сильнее мести.
Так мы назвали дочь Антониной. Не в честь свекрови — просто нам понравилось это имя. Но для Антонины Павловны это стало символом нового начала.
Иногда я думаю, что ловушка, которую я подготовила, сработала иначе, чем я планировала. Вместо того чтобы наказать свекровь, она помогла мне обрести настоящую силу — силу прощения. И этот моральный выбор сделал меня по-настоящему свободной.
Потому что иногда истинная победа заключается не в том, чтобы уничтожить противника, а в том, чтобы показать ему путь к исправлению. И может быть, это и был самый неожиданный финал.