Мария влетела в подъезд, как шторм с Черноморского побережья. В одной руке — пакет с продуктами, во второй — два каблука, которые окончательно отказались служить ей ещё на перекрёстке у «Пятёрочки». Глянцевый журнал с кривой фотосессией лежал в сумке, рядом с пачкой творога и какой-то несчастной редиской.
Она пнула ногой дверь квартиры — всё равно замок заедал — и громко крикнула:
— Алексей! Ты где?
Квартира молчала. Как будто муж испарился, а вместе с ним — и остатки её терпения.
— Алексей! — уже в тональности пожарной сирены заорала она, бросив пакет на пол. — Где машина?!
На парковке, где стояла её красненькая «Киа Рио», зияла пустота. Там была её маленькая радость, её гордость, на которую она откладывала два года, отказывая себе в отпусках, шмотках и маникюре.
Из комнаты вышел Алексей. В футболке с какими-то вяленькими динозаврами, с чашкой чая и выражением лица, как у кота, которого застали на кухне, когда он лапой тянется к селёдке.
— Маруся, только не паникуй... — начал он, осторожно отпивая чай.
— Где. Машина? — медленно, через зубы, спросила она, глядя на него так, как будто сейчас он загорится сам по себе.
— Ну… — Алексей почесал затылок. — Дмитрию надо было срочно в Одинцово. У него что-то с телефоном, да и на работу опаздывал. Я ему дал ключи. Он аккуратно. Только на денёк.
— Ты дал мою машину своему брату?! — голос Марии перешёл в ультразвук. — Мо-ю?! Которую я копила, как дура, два года? Твоему брату, у которого прав меньше, чем у моего маникюрного набора?
Алексей поставил чашку на подоконник, вздохнул и развёл руками:
— Ну не пешком же ему было идти. Родной же человек...
— Родной? Ему? А мне ты кто, Алексей? Твой паспорт до сих пор у меня в ящике, если ты забыл! Или уже нет?
Она села прямо на обувную тумбу. Сердце колотилось так, что было слышно даже через спортивный топ.
— Он поцарапал её, да? — спросила она тише, почти шепотом.
— Маруся... ну чуть-чуть...
— Где?!
Алексей достал телефон, нашёл фото и показал. На левом крыле красовалась царапина длиной с полруки. А рядом — довольная рожа Дмитрия с жестом «всё окей».
— Всё. Ты спишь сегодня на коврике. А с завтрашнего дня — ищешь адвоката.
— Да ты чего, Марусь... — Алексей вдруг сел рядом, начал мяться. — Я же не хотел. Просто он так умолял, сказал, что аккуратно. Я думал, ты поймёшь...
— Ты думал? Это новость. Обычно ты не думаешь, ты просто делаешь, а потом разводишь руками, как сейчас.
Мария резко встала и пошла в комнату. По дороге чуть не споткнулась о его гантелю, которую он уже два месяца как собирался «убрать в кладовку».
— Маруся, я починю! — закричал он ей в спину. — Всё оплачу! Даже лучше сделают!
Она обернулась. (продолжение в статье)
— Если вы распишетесь, то жить будете отдельно! — заявила Надежда Николаевна, пристально глядя на сына.
Слова матери оглушили Дениса, словно гром среди ясного неба. Он не ожидал такого поворота событий. Всегда думал, что после свадьбы они с Полиной останутся жить у неё, продолжая привычную жизнь.
— Но, мама... — начал он, пытаясь возразить.
— Никаких "но", сынок. Пора тебе становиться самостоятельным мужчиной, — отрезала она, скрестив руки на груди. В её глазах сверкала стальная решимость, а острые черты лица подчёркивали непоколебимость.
Внутри у Дениса всё перевернулось. Спорить с матерью было бессмысленно: её слово всегда было законом в их доме.
Тем временем Полина у себя дома сидела на старом диване в проходной комнате, протирая усталые глаза. Тарас снова плакал, а сестра Вероника безуспешно пыталась его успокоить. Шум и хаос стали привычным фоном её жизни.
— Опять не хочет спать? — тихо спросила она у сестры.
— Да что—то нервничает сегодня, — вздохнула Вероника, опускаясь на стул.
— Давай я попробую его уложить.
— Спасибо, Поля, ты выручишь меня.
Полина взяла племянника на руки, покачивая его и напевая тихую колыбельную. Однако мысли её были далеко отсюда. Она задумалась о предложении Дениса и о том, что, возможно, настало время что—то менять.
Квартира, хоть и просторная по меркам города, казалась тесной от обилия людей и вещей. Светлые стены не спасали от ощущения давящей замкнутости. В каждой комнате чувствовалось присутствие других, и побыть наедине с собой было почти невозможно.
У Полины были каштановые волосы и глубокие карие глаза, в которых отражались одновременно мечтательность и внутренняя сила. За свои двадцать три года она повидала немало, и теперь ощущала, что готова к самостоятельной жизни.
— Знаешь, я думаю съехать, — неожиданно произнесла она, продолжая убаюкивать Тараса.
— Куда ты поедешь? — удивилась сестра.
— Денис предложил жить вместе. Я сказала, что согласна, но только если распишемся.
— И что он?
— Согласился. Но я не уверена, правильно ли это.
— Поля, если ты чувствуешь, что это твой человек, то почему бы и нет? — Вероника улыбнулась краешком губ.
— Просто страшно. Вдруг что—то пойдёт не так?
— Жизнь — вообще штука непредсказуемая. Смотри на меня, — сестра развела руками. — Но это не значит, что не стоит пробовать.
Полина кивнула, обдумывая её слова.
Тем временем Денис сидел напротив своей матери на кухне, где с тихим шипением закипал чайник.
— Мы решили расписаться, — сказал он, стараясь говорить уверенно.
— Отлично, — Надежда Николаевна взяла чашку и налила себе чаю. — Значит, будете жить отдельно.
— Но мы думали пока пожить у тебя, чтобы сэкономить на съёме.
— Денис, взрослые люди должны жить самостоятельно, — в её голосе прозвучал холод. — Или ты хочешь всю жизнь просидеть под материнским крылом?
У Дениса не осталось аргументов. Он знал, что спорить бесполезно.
— Ясно, — тихо ответил он, опуская взгляд.
— Вот и хорошо. Научишься, наконец, готовить сам, а не рассчитывать на мои борщи, — усмехнулась она.
Читайте: — Разницу в твоём окладе отдашь мне. Иначе я соберу вещи и уйду, понял? — в ответ муж лишь рассмеялся, но уже через минуту пожалел об этом
После скромной свадьбы Полина и Денис начали обустраивать свою совместную жизнь в маленькой однокомнатной съемной квартире. Денис только устроился на новую работу, а Полина проводила долгие дни в институте, заканчивая последний год обучения и работая над дипломом. Финансово молодожёны чувствовали себя стеснённо, и любая неожиданность могла выбить их из равновесия.
— Вот и скажи мне, чего ради ты всё проветривала? Муж болен, а ты это всё: "пыль застаивается, дышать нечем". Заставляешь моего сына дышать ледяным ветром! — голос Надежды Николаевны, свекрови Полины, долетал даже через закрытую дверь спальни. Больной Денис, уложенный на её любимую тахту, был неподвижным свидетелем её допросов.
Полина вздохнула. Она уже потеряла счёт, сколько раз объясняла одну и то и тоже: они жили в однокомнатной скворечне, где за два часа без проветривания воздух превращался в густую, неощутимую кашу. Но Надежда Николаевна словно действовала по принципу: "чем больше ругаешь — тем больше права".
Когда Полина заходила в квартиру свекрови, её неизменно встречало ощущение какого—то густого, тяжёлого уюта. Не того уюта, который окутывает мягкими пледами, а того, от которого по коже идёт колкая дрожь. Удивительно, как на шторках с изысканной бахромой и ковре с восточным узором могла так зловеще обитать тишина. Всё тут, казалось, наблюдало за тобой: фарфоровые статуэтки котов, пожелтевшая фотография Дениса в рамке с искусственными цветочками.
Сама Полина выглядела устало, но при этом была хороша собой. Волосы, которые она собирала в неровный пучок, тонкие, нервные пальцы — как у музыканта, который не пишет музыки. Её лица словно касалось едва заметное выражение иронии, как будто она заранее знала, что любое объяснение окружающим окажется бесполезным.
— Ты сама это понимаешь? Ты молодая, тебе что, в институте мозги—то не вправляют? — Надежда Николаевна стояла, скрестив руки на своей розовой махровой кофте.
— Скорее, вы меня сейчас поправляете, — ответила Полина, не глядя на свекровь и сосредоточенно рассматривая кружку с облупившимся узором васильков.
— Остроумная, значит, — усмехнулась свекровь и пошла в сторону кухни.
А Полина уходила ночевать обратно в их съёмную квартиру. Здесь никто ей не гримасничал, но и не ждал. Только небольшая вешалка тихо скрипела под тяжестью её пальто. Стулья с плетёными сиденьями выглядели как ковбоиские табуреты, на которых никогда не хотелось сидеть больше пяти минут.
Каждый её день состоял из беготни: институт, черновики диплома и вот эти бесконечные визиты к свёкрови, которому она, кажется, была невесткой только на бумаге. Полина чувствовала себя будто второсортной гостьей — и в "отравленном сквозняком" доме Надежды Николаевны, и здесь, в своём съёмном "закутке". Как будто куда не зайди, нигде она не была "настоящей хозяйкой".
— Полин, — однажды вечером Денис вдруг подозвал её к своей кровати, когда она уже одевалась, чтобы уйти. — Я сказал маме, чтобы ты переехала обратно ко мне. В моей комнате достаточно места.
— Что? — удивилась Полина, пытаясь определить, не повысилась ли у него температура до бреда.
— Давай серьёзно. Это глупо выглядит — ты уходишь каждый вечер, один кланяется на выезде, другой остаётся тут. Ты тоже моя семья. Ты тут должна быть.
— И Надежда Николаевна согласна? — несколько саркастично уточнила она, осторожно опустившись на угол стула.
— Не то чтобы в восторге, но да. Уговорил, — Денис кашлянул, слегка нервно улыбнувшись.
Полина на мгновение замерла. Собственные желания перекатывались где—то внутри. Она любила Дениса, конечно. Но она любила и те редкие полчаса, когда оставалась одна даже без его забот, пусть в их тесной, едва пригодной для жизни съёмной квартире. Поняв, что пауза затянулась, решила перевести:
— Это ведь временно, да? — её голос был одновременно рассеянным и недоверчивым.
— Да. Как только я поправлюсь, будем думать, — Денис вздохнул. — Ты же понимаешь, нам нужно время. Мы разберёмся. Это для нас двоих, а не для чьей—то прихоти.
Полина задумалась. В голове возникала цепочка тяжёлых мыслей: "переехать сюда", "слушать свекровь", "признать, что у самой нет дома". Временное обустройство тянуло за собой выборы, до которых — как паутина — вписывались долги.
— Ладно, — ответила она, избегая его взгляда. — Завтра приеду с вещами.
Самые читаемые рассказы на ДЗЕН
Полина сидела на кухне с чашкой чая и напряжённо слушала свою подругу Инну. Та, расслабленно облокотившись на стол, неспешно рассказывала о своих «методах борьбы за мир» в доме своей свекрови.
— Я тебе так скажу, Полин, — начала Инна, перемешивая чай ложечкой. (продолжение в статье)
Утром Лена получила сообщение от неизвестного номера: «Если не хотите проблем с ипотекой, лучше не ссорьтесь с Галиной Ивановной».
Лена замерла, глядя на экран. Сердце заколотилось. Кто это? И что это значит?
Лена смотрела на экран телефона, её пальцы дрожали. Она перечитала сообщение трижды, пытаясь убедить себя, что это какая-то ошибка, шутка, спам. Но холод в груди подсказывал: это не случайность.
Она сидела за кухонным столом, пока за окном серое утро заливало квартиру тусклым светом. Сергей уже ушёл на работу, бросив на прощание: «Сегодня всё будет нормально, Лен. Я обещаю». Но после вчерашнего разговора, после внезапного визита Галины Ивановны с чемоданом и её слов о «жить вместе», Лена не верила в «нормально». А теперь это сообщение…
Она открыла приложение с камерами и прокрутила записи. Ничего нового – Галина Ивановна не появлялась в квартире с тех пор, как ушла вчера, хлопнув дверью. Но Лена снова вернулась к записи, где свекровь фотографировала их ипотечные документы. «Света… ипотечные бумаги… сделаю, как ты сказала». Кто такая Света? И что они задумали?
Лена отложила телефон и потёрла виски. Её мысли метались. Она могла бы показать сообщение Сергею, но что это даст? Он и так на грани – разрывается между ней и матерью. А если Галина Ивановна действительно имеет доступ к их ипотеке, к их финансам? Лена вспомнила, как Сергей признался, что мать дала им деньги на первый взнос. Что, если это не просто долг благодарности? Что, если Галина Ивановна каким-то образом до сих пор контролирует их кредит?
Она набрала номер своего друга Антона, юриста, с которым они когда-то работали над одним проектом. Антон был прямолинейным, немного циничным, но всегда находил выход из сложных ситуаций.
– Антон, привет, – Лена старалась говорить спокойно, хотя голос дрожал. – Мне нужна твоя помощь. Срочно.
– Ого, Лен, ты в порядке? – его голос был бодрым, но с ноткой беспокойства. – Что стряслось?
– Я… – она замялась, не зная, с чего начать. – Кажется, у нас проблемы с ипотекой. И с моей свекровью.
Она рассказала всё: про вторжения Галины Ивановны, про камеры, про документы, про странное сообщение. Антон слушал молча, лишь изредка хмыкая. Когда она закончила, он присвистнул.
– Ну, Лена, это прямо сериал какой-то. Ладно, давай по порядку. Во-первых, проверьте ваш ипотечный договор. Если свекровь дала вам деньги на взнос, это не значит, что она имеет право влиять на кредит, но нужно убедиться, что её имя нигде не фигурирует. Во-вторых, это сообщение – потенциальная угроза. Сохрани его, сделай скриншот. Если дело дойдёт до полиции, это будет доказательством. И в-третьих… – он сделал паузу, – тебе нужно поговорить с Сергеем. Без него ты это не решишь.
Лена кивнула, хотя Антон не мог её видеть.
– Спасибо. Я… я проверю всё.
– И ещё, Лен, – добавил он, – будь осторожна. Если твоя свекровь действительно лезет в ваши финансы, это может быть серьёзно. Люди ради денег на многое способны.
Положив трубку, Лена почувствовала, как холод пробирает до костей. Она открыла ноутбук и нашла папку с ипотечными документами. Они с Сергеем подписывали договор три года назад, и тогда Лена была слишком занята работой, чтобы вникать в детали – Сергей вёл все переговоры с банком. Теперь она жалела об этом.
Договор был длинным, полным юридических терминов, но Лена внимательно читала каждую строку. Ничего подозрительного – их имена, сумма кредита, проценты, график платежей. Никакого упоминания Галины Ивановны. (продолжение в статье)
