Валерия долго не хотела знакомить своего избранника с семьей.
Дело в том, что она выросла вместе с мачехой и ее двумя высокомерными дочерями, которые все детство и юность ее угнетали.
Отец много работал, поэтому чаще всего девочка оставалась с ними одна и ей приходилось терпеть все нападки.
– Давай развернемся пока не поздно? – Лера жалобно посмотрела на Вадима, который управлял автомобилем.
– Поздно, любимая, – усмехнулся он, – я намерен на тебе жениться, а, значит, обязан познакомиться с твоей семьей.
Девушка тяжело вздохнула, разворачиваясь к окну.
Она уже представляла, какое шоу начнется через несколько часов.
К сожалению, ее родственники не умели себя нормально вести, поэтому ей всегда было за них стыдно.
Сначала Лера хотела познакомить Вадима только с отцом, однако последний настоял, чтобы на встрече присутствовала вся семья.
Папа всегда пытался наладить отношения между своей новой супругой и дочерью, однако у него так и не получилось их примирить.
Валерия считала, что он слеп, а потому не понимает, какую ехидну взял себе в жены.
– Добро пожаловать! – на пороге их встретил довольный отец.
Мужчины пожали друг другу руки, после чего Лера и Вадим вошли внутрь.
Наталья и ее дочери, Лиза и Марина, уже сидели за столом.
Стоило молодому парню появиться, так они тут же засуетились, практически не обращая внимание на свою падчерицу и сводную сестру.
Лера закатила глаза, уже привыкшая к подобному отношению.
Обе сестрицы были уже совершеннолетними, а потому мать только и грезила, когда же она сможет удачнее их пристроить.
Появление молодого и симпатичного мужчины, должны быть, вскружило им головы.
Девушки тут же облепили Вадима с двух сторон. Одна стала поглаживать его по руке, а другая наполнять его тарелку различными угощениями.
Вадим смотрел на Леру глазами, которые буквально кричали:
«Помоги мне!», но его возлюбленная лишь хитро усмехнулась и отсалютовала ему бокалом, мол, сам просил познакомиться, поэтому терпи.
Ей гораздо важнее было пообщаться с папой, которого она давно не видела. (продолжение в статье)
– Что? – переспросила Катя мужа, надеясь, что ослышалась.
– Я сказал, продаём дом. Мама одна в своей трёшке, ей тяжело. Будем жить вместе, – Сергей говорил уверенно, но его глаза бегали, избегая её взгляда. Катя медленно поставила кружку на стол. Внутри всё сжалось, как будто кто-то затянул невидимый узел. Их дом. Их маленький, уютный дом, ради которого они три года копили на первый взнос, брали ипотеку, отказывали себе в отпуске, в новых вещах, в элементарных радостях. И теперь – продать?
– Серьёзно? – голос Кати дрожал, но она старалась держать себя в руках. – А меня ты спросить не подумал?
Сергей нахмурился, отодвинул стул и сел напротив.
– Катя, ну что ты начинаешь? Это же логично. Мама стареет, ей нужна помощь. А у нас ипотека, коммуналка, всё это тянет. Переедем к ней – сэкономим. И Димке будет лучше, бабушка за ним присмотрит.
Катя посмотрела на мужа, словно видела его впервые. Димка, их пятилетний сын, мирно рисовал в гостиной, напевая что-то под нос. А здесь, на кухне, рушился весь их мир.
– Логично? – переспросила она, и в её голосе появилась сталь. – Логично – это когда мы вместе обсуждаем такие вещи. А не когда ты ставишь меня перед фактом, как… как прислугу какую-то!
Сергей закатил глаза, и это движение резануло Катю, как нож.
– Не драматизируй. Я уже всё решил. Завтра риелтор придёт, посмотрит дом.
Катя почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она встала, опершись руками о стол, и посмотрела мужу прямо в глаза.
– Ты решил? А я, значит, никто в этом доме? Моя жизнь, мои планы – это так, пустое место?
– Катя, хватит! – Сергей тоже повысил голос. – Это для нашей семьи! Для Димки! Мама поможет, будет проще. Ты же вечно жалуешься, что устаёшь!
– Я жалуюсь? – Катя почти задохнулась от возмущения. – Да я пашу, как лошадь! Работа, садик, уборка, готовка! А ты… ты даже не спросил, хочу ли я жить с твоей мамой!
Сергей открыл было рот, но тут из гостиной донёсся голос Димки:
– Мам, пап, вы чего кричите?
Катя осеклась, глубоко вдохнула и заставила себя улыбнуться.
– Всё нормально, солнышко. Рисуй, мы сейчас придём.
Она снова повернулась к Сергею, понизив голос до шёпота:
– Мы ещё не закончили. Но я тебе сразу говорю: я не хочу жить с твоей мамой. И точка.
Кухня была их гордостью. Светлые стены, деревянный стол, который они нашли на блошином рынке и сами отреставрировали, занавески с мелкими ромашками, которые Катя шила ночами, чтобы всё выглядело, как в её мечтах. Этот дом был их. Они выбрали его вместе, спорили из-за цвета плитки в ванной, смеялись, когда краска с потолка капала на пол. А теперь Сергей хочет всё это продать? Ради чего? Чтобы поселиться в трёхкомнатной квартире его матери, где каждый угол пропитан её правилами и её духом?
Катя вышла на крыльцо, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Октябрьский вечер был холодным, пахло опавшими листьями и сыростью. Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Не только от холода – от обиды, от бессилия. Сергей всегда был таким. Решал всё сам, считал, что знает лучше. А она… она подстраивалась. Ради него, ради Димки, ради их семьи. Но это – это уже слишком.
За спиной скрипнула дверь. Сергей вышел, держа в руках её куртку.
– Накинь, простынешь.
Катя молча взяла куртку, но не надела. Просто стояла, глядя на их маленький сад, где Димка летом строил замки из веток.
– Катя, я не понимаю, почему ты так реагируешь, – начал Сергей, и в его голосе звучала искренняя растерянность. – Мама всегда тебя любила. Она поможет с Димкой, с хозяйством. Тебе же станет легче!
– Легче? – Катя резко повернулась к нему. – Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Ты думаешь, я мечтаю жить под одной крышей с твоей мамой, которая будет указывать, как мне готовить, как воспитывать сына, как дышать?
– Ты преувеличиваешь. Мама не такая.
– Не такая? – Катя почти рассмеялась, но смех вышел горьким. – Ты забыл, как она на нашей свадьбе переставляла цветы на столах, потому что «я лучше знаю»? Как она критиковала мою стряпню, когда мы только начали встречаться? Как она до сих пор называет Димку «Дмитрием», потому что моё имя для него «слишком простое»?
Сергей молчал, глядя в сторону. Катя знала этот взгляд – он всегда так смотрел, когда не хотел признавать её правоту.
– Это наш дом, Серёжа, – тихо сказала она. – Наш. Не её. Я не хочу его продавать. И я не хочу, чтобы твоя мама решала, как нам жить.
Сергей вздохнул, потёр виски.
– Она больна, Катя. У неё давление скачет, сердце пошаливает. Я не могу оставить её одну.
Катя замерла. Это было впервые, когда Сергей упомянул здоровье матери.
– Почему ты мне не сказал? – спросила она, смягчаясь.
– Потому что ты бы начала переживать. А я не хотел тебя грузить.
Катя покачала головой.
– Ты не хотел меня грузить, но решил продать наш дом без моего ведома? Это, по-твоему, нормально?
Сергей развёл руками.
– Я думал, ты поймёшь. Это же временно. Пока мама не поправится.
– Временно? – Катя прищурилась. – А сколько это «временно»? Год? Два? Десять лет? И что потом? Мы всю жизнь будем жить в её квартире, подстраиваясь под её правила?
– Да что ты всё о правилах! – вспылил Сергей. – Она моя мать! Я должен о ней заботиться!
– А я твоя жена! – Катя почти кричала, но тут же осеклась, вспомнив про Димку. – И я тоже заслуживаю, чтобы со мной считались.
Повисла тишина. Только где-то вдалеке лаяла собака, да ветер шелестел листьями. Сергей смотрел на Катю, и в его глазах было что-то новое – неуверенность, почти страх.
– Давай спать, – наконец сказал он. – Завтра поговорим.
Катя кивнула, хотя знала, что сна сегодня не будет.
На следующий день риелтор пришёл, как и обещал Сергей. Молодой парень в строгом костюме, с идеально уложенными волосами и улыбкой, которая казалась приклеенной. Он ходил по дому, что-то записывал в блокнот, фотографировал комнаты, бормотал про «хороший метраж» и «отличный вид из окон». Катя наблюдала за ним молча, сидя на диване с Димкой, который прижимался к ней, сжимая в руках пластикового динозавра.
– Мам, мы правда переезжаем? – шепотом спросил он.
Катя погладила его по голове, стараясь улыбнуться.
– Ничего ещё не решено, солнышко.
Но внутри у неё всё кипело. Она представляла, как чужие люди будут ходить по их дому, трогать их вещи, обсуждать, сколько за это можно выручить. Этот дом был их мечтой. Они с Сергеем выбирали обои, спорили, какой цвет лучше – голубой или бежевый. Смеялись, когда Димка разрисовал стену в коридоре фломастерами, и решили оставить его «шедевр» как память. (продолжение в статье)
— Сынок… Что тут скажешь? Наташу не вернуть, а тебе надо устраивать свою жизнь.
—Да. Но Лера… Она поставила меня перед нелёгким выбором. Хотя… Я уже принял решение.
У Натальи и Глеба была замечательная семья. Прекрасные отношения, мир и согласие. Молодые, бесшабашные, весёлые. Кто в таком возрасте думает о плохом? Но так вышло, что Наталья серьезно заболела. Через год её не стало. К тому времени у них уже был сын — Родион, которому едва исполнилось три года. В последний год он почти всё время проводил у родителей Глеба: дома была тягостная атмосфера.
Мама Глеба была на пенсии. Она отводила в детский сад и забирала малыша. Отец Глеба ещё работал, приходил позднее. Елена Ивановна с внуком иногда встречала его с работы, если была хорошая погода, а потом они все вместе шли домой ужинать.
Когда уже не стало Натальи, Елена Ивановна продолжала помогать, но сын сам старался как можно больше проводить времени с Родионом, главным образом для того, чтобы заполнить в душе щемящую пустоту. Родион рос мальчиком живым, любознательным и скучать с ним было некогда. Постепенно он смог отвлечь Глеба от тягостных переживаний, да и время сделало своё дело. Спустя два года неизбывная тоска по любимой жене стала его отпускать, и мужчина понемногу приходил в себя. Правда, никаких новых отношений он не хотел. Память о Наталье всё ещё жива была в его сердце. У них была настоящая любовь. Однако время от времени Глебу приходила в голову мысль, что Родиону не хватает мамы. Бабушка, которую малыш очень любил, была замечательная, но маму она заменить не могла.
И однажды у Глеба с Еленой Ивановной был об этом разговор. Мама вздохнула горестно и сказала, что нельзя всю жизнь грустить о прошлом. Его надо уметь вовремя отпускать. Три года достаточно большой срок чтобы забыться, взять себя в руки и суметь начать новую жизнь.
— Ты ещё очень молод, сынок. Тебе надо устраивать свою жизнь. Родион вырастет, создаст свою семью. Будет жить отдельно, а ты? Что останется у тебя? Так нельзя. (продолжение в статье)
