Марина гладила платье, когда в замке повернулся ключ. Без пятнадцати двенадцать — Сара Моисеевна вернулась от Фиры Семёновны на два часа позже обещанного.
— Ой, Мариночка, ещё не спишь? — свекровь прошла в прихожую, громко топая каблуками. — У Фиры такие новости! Её внучка замуж выходит, представляешь?
Марина аккуратно провела утюгом по ткани. Завтра презентация — первая за три года возможность получить повышение в компании. Синее платье покупала специально для таких случаев, откладывала два месяца с зарплаты.
— Сара Моисеевна, я просила не шуметь. Мне завтра рано вставать.
— Да что ты как старуха! — свекровь прошла к гладильной доске, поставила тяжёлую сумку на край стола. — В двадцать три года девочка замуж выходит! А наш Давид до тридцати пяти холостяком ходил, а потом на… — она многозначительно замолчала.
Недосказанное «не на той» висело в воздухе. Марина сильнее сжала ручку утюга.
— Рашель бы в таком возрасте уже троих детей родила, — продолжала Сара Моисеевна, доставая из сумки пакеты. — Вот это была женщина! Красивая, хозяйственная, семью понимала…
Сумка соскользнула с края стола, свекровь рванулась её подхватить и налетела на гладильную доску. Доска качнулась. Утюг соскользнул прямо на ткань.
Марина подняла его и замерла. Тёмный треугольный след расползался по синему платью, словно чернильная клякса.
— Ой, что это случилось? — Сара Моисеевна заглянула через плечо. — А, это то строгое платье? Ну и ладно, слишком мрачное было. Мужчины не любят мрачных женщин, им нужна радость в жизни.
— Сара Моисеевна, вы толкнули доску. Это было моё единственное деловое платье.
— Да что ты говоришь! Сама не уследила, утюг не там поставила! — свекровь всплеснула руками. — А теперь на старуху валишь! Рашель, помню, всегда аккуратно с техникой обращалась, никогда ничего не портила. Золотые руки были у девочки!
Два года назад Сара Моисеевна приехала с двумя потёртыми чемоданами и красными от слёз глазами. Села на кухне, обхватила чашку с чаем дрожащими руками.
— Давидочка, на нашей исторической родине стало так неспокойно… Пришлось бросить все что нажито… Я уже старая, куда мне в таком возрасте деваться? Ненадолго, сынок, пока не решу, что дальше делать.
Марина тогда молча постелила на диване в зале, принесла подушку и одеяло. Что она могла сказать? Пожилая женщина, потерявшая дом, сын не может выставить родную мать на улицу.
«Ненадолго» превратилось в два года. Два года ежедневных сравнений с золотой Рашель, которая «не подошла по семейным обстоятельствам», но навсегда осталась эталоном того, какой должна быть жена еврейского мужчины.
