– Так, стоп. Где мои двадцать тысяч? – Валентина стояла перед открытым кошельком, будто тот сейчас признается и покается. – Я точно их сюда клала, в субботу. Новенькими. Специально, чтобы на зубного.
Из ванной лениво выполз голос мужа:
– Какие двадцать? Я просто взял десятку. А то карта опять глюканула в магазине, а дрон висел в корзине. Уникальная модель, между прочим, с четырьмя винтами.
– Ты взял деньги на дрон?! – у Валентины пересохло в горле. Она села на край дивана, как будто ноги отказались служить. – Это что, шутка? Или ты окончательно поехал?
Виталий, вечно лохматый, в растянутой футболке, вынырнул из ванной, вытирая руки о её же полотенце.
– Не начинай, Валя. Я же сказал — карта глюканула. А модель была в единственном экземпляре. Это инвестиция! Я потом перепродам, отобью всё вдвойне.
– Ты спятил. Это мои деньги, Виталий. Я копила их на лечение зуба. Я с утра до вечера в офисе, с дурацким арт-директором и вечными правками. А ты… – она махнула рукой и встала. – Ты даже не работаешь.
– Работаю! – обиделся Виталий. – Я сейчас в проекте. На стадии сбора информации.
– Сколько месяцев ты уже «собираешь информацию»? Десять?
– Ну да, а ты что хочешь — абы что начать? Я ищу дело, которое реально стрельнет. Понимаешь?
Она подошла к нему вплотную. Ростом он был выше, но в этот момент она будто возвышалась над ним — взглядом, напряжением, тихой яростью.
– Я понимаю только одно. Ты взял мои деньги. Без разрешения. На игрушку. И это… это не в первый раз, Виталий.
Он хмыкнул и сел на край стола, за который она платила кредит три года.
– О, ну всё, пошла запись старая. «Не в первый раз, не в первый раз…» Ты же любишь всё под одну гребёнку. А ничего, что я тебе ужин вчера делал?
– Пельмени из морозилки, которые я же и купила? Велика доброта, – она вдруг засмеялась, сухо, нервно, как треснувшая пружина. – А, слушай, а вот мне интересно: мама твоя тоже думает, что дрон – это инвестиция?
– Мама тут при чём? – напрягся Виталий.
– О, при всём. Это она тебе, наверное, и посоветовала, да? «Купи, сынок, игрушку, вдруг пригодится в хозяйстве!»
– А кто её трогает? Она у нас сама трогает. Всё трогает — мои продукты в холодильнике, мои полотенца, мою жизнь. А ты… ты всегда стоишь за ней. Даже когда она обвиняла меня, что я тебя «не вдохновляю» на работу. Помнишь?
Он вдруг сорвался с места, подошёл к ней вплотную, почти угрожающе:
– А ты, может, и правда не вдохновляешь. Ты постоянно недовольна. С утра до вечера. Вечно критикуешь, жужжишь над ухом. Даже когда молчишь — чувствуешь, как недовольна. Кто с таким жить-то будет?
У Валентины глаза на миг расширились, потом сузились. Она сделала шаг назад и кивнула.
– Понятно. Всё становится очень понятно. То есть, это я виновата, что ты живёшь за мой счёт, тратишь мои деньги и ведёшь себя как инфантильный лоботряс?
– Я не виноват, что у меня пока не пошло. Зато я не ною и ищу варианты. В отличие от некоторых.
Она медленно подошла к окну, глядя вниз — на серые машины, стоящие в дворе, на женщину с собакой, на мальчика с рюкзаком. Потом, почти спокойно:
– На дрон. Скажи мне, ты взял кредит?
– Ну… да. Но это мелочь. Условия шикарные, вообще. Почти беспроцентно первый месяц. Я рассчитал всё.
Она обернулась резко.
