Мне становится плохо. Тошнота подступает к горлу, и я ощущаю острое желание провалиться сквозь землю, только бы избежать этого унижения, этой горькой смеси стыда и обиды, которая сковывает меня с головы до пят.
Только я собираюсь тихо развернуться и уйти из этого наполненного лицемерием и притворством места, как он резко хватает меня за локоть и круто разворачивает в свою сторону. Его пальцы сжимают мою руку так сильно, что боль пробегает по коже, словно огонь.
Но я не сдаюсь и пытаюсь вырвать руку из его жесткой хватки, не желая поддаваться его контролю и унижению.
— Позорище… — цедит он сквозь зубы, голос дрожит от злости. — Заявилась сюда, да ещё и в таком виде. Решила опозорить меня на глазах у всех? Пошли! — снова дергает меня за локоть, не давая уйти.
В шоке я не сразу нахожу слова, чтобы ответить. Таким я его никогда не видела. Он никогда не позволял себе так со мной разговаривать, никогда не был таким жестоким и холодным.
И всё же внутри меня бурлит желание ответить. Очень многое хочется сейчас сказать, выплеснуть всю боль и обиду. Но невольно взгляд мой скользит мимо него, за его спину, и я замечаю ту брюнетку, которая всего минуту назад так мило улыбалась и разговаривала с моим мужем. Теперь же она оживленно беседует с… нашей дочерью.
Сердце внезапно пропускает удар, будто кто-то резко сжал его в кулак.
— Что здесь делает наша дочь? — вырывается из меня тихий, сиплый голос, который я сама едва узнаю. Он звучит безжизненно, словно я говорю не сама за себя, а кто-то другой.
— А где ей быть? — с насмешкой в голосе отвечает Паша, будто издеваясь надо мной. — С тобой что ли дома сидеть? Я знакомлю ее с важными людьми. Ты, сидя в четырёх стенах, этого не поймёшь.
— Важные люди — это твоя любовница? — смотрю ему в глаза, стараясь разглядеть хоть толику сожаления, раскаяния, но встречаю только холодный, враждебный взгляд и стиснутые скулы.
— Не смей ее так называть! — вырывается из него, словно он готов разорвать меня на части. — Скоро это изменится, потому что мы с тобой разведёмся. Ни секунды больше не хочу тебя видеть.
Во мне что-то трещит и ломается. Всё желание разговаривать с этим предателем мгновенно исчезает, словно его слова сжигают последние остатки надежды.
Но и просто так уйти я не могу. Его открытое пренебрежение будто подливает бензин в огонь, придаёт мне сил, пробуждает защитные рефлексы, заставляет бороться.
Срываюсь с места и направляюсь к дочери. Она замечает меня практически сразу, её глаза на мгновение наполняются неловкостью. Затем она бросает косой взгляд в сторону брюнетки, словно мысленно говорит мне не подходить, демонстрируя свое внутреннее смущение и растерянность.
Тоже меня стыдится? Перед ней?,Срываюсь с места и стремительно направляюсь к дочери. Она замечает меня практически сразу, её взгляд тут же переключается на брюнетку, стоящую рядом, и в её глазах мелькает что-то между удивлением и отчуждением. Мысленно я ловлю себя на мысли: «Тоже меня стыдится? Перед ней?»
— Мила, нам нужно поговорить, — говорю, проглатывая горечь обиды, которая сжимает горло и мешает говорить свободно. — Давай отойдем.
— Мам? Ну не сейчас! — шипит она, словно пытаясь защитить себя и ситуацию одновременно.
Из толпы доносятся тихие голоса, словно шепот змей: «Мама?», «Это первая жена Стрельцова?». Эти слова как ножи впиваются в мою душу. Первая жена? Воздух словно сгущается, становится тяжелее дышать, и сердце сжимается от боли и смятения.
— Зачем ты вообще сюда пришла? Уезжай домой, ты только всё портишь! — шепчет дочь, но её слова слышны всем вокруг, и шум в комнате только усиливается.
Закрываю глаза на мгновение, пытаясь собраться с силами. Тяжело сглатываю, чтобы не расплакаться на глазах у всех. Когда открываю глаза, пытаюсь услышать то, во что просто не могу поверить.
