Теперь он смотрит на меня. Смотрит так же внимательно, как я слежу за ним. Его глаза фиксируют каждую мою эмоцию, словно он — детектив, допрашивающий подозреваемого.
И не только он. Те, кто находятся в этом зале и отлично знают, что мы с Дэном — семья, тоже наблюдают за нами.
— Дорогая, — уверенно, с лёгкой решимостью он пересекает зал.
Он кладёт свою руку мне на талию и нежно целует в щеку. Его щетина слегка покалывает, как я люблю. Его запах, который я безумно люблю, сейчас кажется скорее пыткой, чем утешением. Душу терзают сомнения.
— Всё в порядке? — тихо спрашивает он, склоняясь ко мне и шепча на ухо. — Этот малыш тебя так расстроил?
— Он назвал тебя… отцом, — с трудом выдавливаю эти слова, словно они застряли в горле. Внутри я будто не здесь, словно всё ещё тону в холодном, вязком болоте безысходности. Не в силах пошевелиться, не в силах вдохнуть.
— Он перепутал. Ты же всё слышала, — на его лице скользит привычная ленивая улыбка, уверенная и спокойная. Но я замечаю капельку пота на его виске.
Снаружи он — ледяная непоколебимость. Но я знаю его лучше, чем кто-либо.
Просто так он не нервничает.
И то, как смотрел этот ребёнок на него… То, как он его звал… Душа рвётся на части!
— Он выглядел очень уверенным, — говорю я, а внутри молюсь, чтобы муж нашёл тысячу пятьсот аргументов, чтобы раздавить эти глупые сомнения в корне. Чтобы освободить меня от тугой удавки, которая всё сильнее сжимает горло. До боли.
— Дорогая, он совсем малыш. Давай не будем сейчас заострять внимание на такой глупости. На нас все смотрят, — напоминает муж. Я с трудом отвожу взгляд от родных глаз, которым почему-то сейчас не могу поверить. Хочу, но сердце ощущает, что что-то не так.
Вижу, как на нас поглядывают то с одного угла зала, то с другого. Что, чуют скандал в идеальной семье Тумановых?
Смаргиваю, потому что глаза вот-вот наполнятся слезами, и заставляю себя взять лицо под контроль.
Пока ещё ничего не ясно. Не нужно давать повод врагам. Денис всё объяснит. А я… я раскаюсь в своих мыслях. Я уверена…
Я хочу в это верить. Мне это жизненно необходимо!,Я хочу во что-то верить. Хочу изо всех сил, потому что иначе просто не выдержу. Мне это жизненно необходимо, словно воздух, без которого не прожить ни минуты.
Он тот самый мужчина, в которого я влюблена без остатка, за которым замужем уже пять с половиной лет. Как он мог так поступить? Нет, это не может быть правдой. Всё это ошибка, какая-то ужасная ошибка, и я просто слишком впечатлительна, чтобы воспринимать это всерьез.
Я повторяю эти мысли словно мантру, чтобы заглушить внутренний голос тревоги. Мы медленно идём вдоль стен, украшенных картинами, на которые я смотрю лишь мельком. Не потому что мне интересно, а потому что так надо. Для Дениса, для его репутации, для глаз тех, кто с жадностью наблюдает и готов любой момент обглодать нас до костей.
— Денис Александрович, Аэлита Владимировна, вы сегодня великолепны! Впрочем, как и всегда. Позволите сделать кадр? — к нам подходит фотограф, на шее у него яркий оранжевый шарф, который выделяется на фоне приглушённых тонов зала.
— Почему бы и нет? — Дэн отвечает без тени сомнения, ведет себя так, будто ничего не происходит. Я же варюсь в собственных кошмарах, пытаюсь отделить правду от лжи, понять, что из этого настоящие факты, а что — плод моего воображения.
Меня не отпускает тот мимолётный взгляд, которым он окинул ребёнка. В моём сердце застрял этот испуг, едва заметный, но такой живой. И лицо Титана Туманова, который мельком взглянул на меня — в нём тоже промелькнул страх, который почти никто не заметил.
Боже, я схожу с ума. В голове крутятся тысячи вопросов, и я молю только об одном: чтобы эта выставка поскорее закончилась. Потому что если я сейчас не выскажусь, если Денис не даст мне ответов, меня просто разорвёт изнутри — на части, которые уже не собрать.
Наконец, мы выходим из душного зала на свежий воздух парковки. Я перевожу взгляд на мужа, а он будто сторонится меня, спешит к машине, словно хочет поскорее убежать. Невероятно, как в нём сочетается дьявольская самоуверенность и одновременно нервозность, которую я чувствую каждой клеточкой.
— У тебя сегодня были планы с подругами на вечер? Отвезти сразу туда? — выпаливает Дэн, голос его напряжён, в нем слышится желание сбежать. Он знает, о чём я сейчас спрошу, и боится этого.
— Дэн. Надо поговорить. На чистоту.
Он хмурится, но потом выдавливает едва заметную ухмылку и качает головой. Это раздражение на грани с усталостью.
— На чистоту, — повторяет он сам себе, словно пытается убедить себя в чём-то. Сердится.
Втягивает носом воздух и на мгновение закрывает глаза. Я знаю этот жест — он так делает, когда кто-то из подчинённых совершает серьёзную ошибку. Надеюсь, он злится на себя, а не на меня сейчас! Ведь это ведь не меня назвали папой.
