— Только не говори, что она опять звонила, — Алина даже не повернулась. Она стояла у плиты, помешивая соус к пасте, и чувствовала, как у неё от напряжения сводит лопатки.
— Ну… — Иван потянулся, почесал затылок. — Она просто хотела узнать, как у нас дела. Всё ли в порядке. Обычный разговор.
Алина вздохнула, выключила плиту и обернулась. — Иван. Она звонит ТРИЖДЫ в день. Утром — как мы спали, днём — что я готовлю, вечером — сколько ты съел. Это не “обычный разговор”, это слежка.
Он пожал плечами. — Ну, маме одиноко. Она ж одна осталась, после смерти папы…
— Так у неё подруг больше, чем у меня носков, — отрезала Алина. — Не надо делать вид, будто она живёт в одиночестве и выцарапывает послания на стенах.
Иван усмехнулся. — Ты драматизируешь. Мама добрая. Просто хочет быть ближе к нам. Ты же знаешь, как она переживала, когда мы съехали…
Алина кивнула и резко открыла посудомойку. — Съехали? Иван, эта квартира моя. Я её купила, на свою работу, на свои командировки, на свои нервы. Мы не “съехали” — ты переехал ко мне. Это, к слову, важная разница.
Иван подошёл ближе. В его голосе зазвучала усталость: — Я не понимаю, зачем ты постоянно на этом настаиваешь. Это же не соревнование, кто чего добился. Мы семья.
— Семья — это уважение, — Алина повернулась к нему, уперевшись руками в бёдра. — А не твоя мать, обсуждающая с тобой, почему “Алинка не моет полы как следует” или почему “у Алинки всё дорогое и пустое, как она сама”.
Он отвёл взгляд. — Ну, она иногда… говорит сгоряча. Ты тоже не сахар.
Алина молчала. Просто молчала. Потому что в такие моменты любое слово было как спичка в сухую траву.
Пауза затянулась. В квартире повисло напряжение, как электричество перед грозой.
— Слушай, — наконец выдохнул Иван, — давай не будем. Я просто скажу маме, чтобы она звонила реже. Всё. Решили.
— Да не звони она хоть раз в год — дело не в звонках, Иван. А в том, что ты не слышишь меня. Когда я говорю: “Мне неприятно”, ты слышишь: “Придумай, как отмазать маму”. Когда я говорю: “Это мой дом”, ты слышишь: “Ну, значит, я тут гость?”. А я хочу быть с партнёром, а не с посыльным между мной и твоей матерью.
Он сел на табурет у барной стойки и зевнул. — Ну ты и загнула. Посыльный. Алина, ты всегда всё усложняешь.
Она сжала губы, потом села напротив, положив руки на стол. — Ты знаешь, чего я боюсь?
— Опять началось, — проворчал он, но взгляд у него стал внимательнее.
— Я боюсь, что однажды войду домой, а твоя мать будет сидеть на моём диване с ключами от моей квартиры и говорить мне, что теперь будет жить с нами. И знаешь что? Это даже не страшилка. Это, по-моему, уже ваш план.
Он посмотрел на неё внимательно. Губы дёрнулись. — С чего ты это взяла?
