И она повесила трубку. Села на край дивана. Посмотрела на обшарпанную стену и поняла: ей всё равно. Почти. Вечером пришёл Дима. С букетом. От него пахло табаком и рестораном.
— Ты злишься? — Я — устала. — Мама переживает. Ты же знаешь, она — по-своему… — По-своему? Она сейчас на полном серьёзе считает, что я обязана делиться накоплениями. С твоей сестрой. С твоей мамой. — Ну… — он развёл руками. — У нас в семье так принято. — А у меня — нет. У меня принято работать и копить на будущее. Я не собираюсь финансировать Мариныны онлайн-магазины и твоей мамы «ремонт балкона». — Ты не обязана всё так остро воспринимать, — мягко сказал он. — Просто, ну, бывает — кто-то помогает, кто-то нет…
— Стоп, — Яна встала. — Помнишь, как я платила за твой курс переподготовки? Три месяца назад. А теперь ты мне рассказываешь, что «бывает — кто-то помогает»?
— Это же другое, — он смутился. — Это было внутри семьи. — А я что, вне семьи? — Яна подошла ближе. В голосе — металл. — Или я только когда удобно — своя?
— Ты же не понимаешь… — Дима почесал затылок. — Ты сильная, у тебя всё получается. А у них — ничего. Им сложнее. — То есть, потому что я не ныла — я должна?
— Да не должна ты… — он сделал шаг к ней. — Но… — Но?
— Они узнали, что у тебя на счету почти два миллиона, Яна. Тишина. Такая, от которой ломит виски. — Узнали? — Я случайно оставил открытым банк в ноутбуке… — Случайно? Или «по-семейному»?
Он замолчал. Потом тихо: — Они же не будут брать всё. Просто — помочь немного. — Немного — это сколько? Сто? Двести? Половину?
— Я не знаю. Мы не обсуждали суммы. — Конечно. Просто устроили обсуждение моей личной жизни — без меня. — Я хотел поговорить с тобой. Но ты всё время уставшая, закрытая. Как будто ты от нас… не с нами. — Я не с вами, Дима. Я с собой. Потому что, как только я перестану — меня раздербанят по частям.
Он сел на диван. Взгляд — вниз. Ни злости, ни ярости. Просто опустошение.
— А я думал, мы семья. — Мы — арендаторы. Даже квартиру снимаем вместе, но не живём вместе. Ты — там, я — тут. Ты — в «семье», я — в Excel. — Это ты так всё придумала. — Нет. Я просто устала нести на себе. И при этом быть виноватой.
Он встал. Подошёл к ней. Протянул руку. — Я не хочу, чтобы ты уходила. — Я пока ещё не ушла. Но ты уже отдал мои деньги на обсуждение своим родным. Без меня. Так что ты ушёл первым. Через неделю в дверь позвонили. Яна ждала доставку, но на пороге стояла Марина. В руках — коробка конфет и мятая улыбка.
— Можно? — Нет, — Яна даже не моргнула. — Я просто хотела извиниться. — Марина, ты взрослый человек. Ты не за пятьсот рублей пришла. У тебя план. — Да не план… просто, ну, ты же понимаешь… мы не знали, как у вас там… — У нас? Это у меня. У вас — всё хорошо. Вы на чужом веке сидите. — Ты… злая. — Нет. Просто больше не наивная.
— Послушай, — Марина понизила голос. — Если ты так себя поведёшь, то у тебя не останется ни мужа, ни семьи. Ты не можешь идти против всех. — Я иду за себя. Не против. Но если кто-то при этом падает — это уже не мои проблемы. — Ты его бросишь? — Я дам ему шанс. Один. Либо мы строим вместе, либо он строит с вами. Без моих денег. Ночью Яна лежала на кровати и думала, как странно: когда говоришь «нет», становится тише. Но только снаружи. Внутри — как будто кто-то гонит лошадей по полю. Бешено, громко, без повода.
Она не хотела развода. Не мечтала о войне. Но хотела жить с ощущением, что её усилия уважают.
А не «перераспределяют».
Телефон вибрировал уже третий раз, как рассерженный кот у двери. Яна смотрела на него с равнодушием палача: включать или продолжить игнорировать. Номер был знакомый — Дима. Под именем стояло сердечко, но теперь оно больше напоминало запятую. Мелкую такую, после которой уже не будет продолжения.
