— По какому закону? — устало спросила Татьяна. — Дом подарен мне до брака, это моя добрачная собственность. Любой юрист вам это подтвердит.
Раиса Петровна побагровела.
— Ах ты… Ах ты хитрая! Всё продумала, да? Специально замуж вышла, чтобы издеваться! Чтобы унижать моего сына!
— Мама, пойдём, — Андрей взял её под руку. Он больше не смотрел на Татьяну. — Не надо больше…
Они вышли. Татьяна осталась сидеть на кровати, глядя в одну точку. Внизу хлопали двери, слышались голоса. Потом стало тихо.
Она не знала, сколько просидела так. Может, час, может, два. Телефон разрывался от звонков, но она не отвечала. Знала — это Андрей. Что он скажет? Извинится? Или будет требовать вернуться?
Наконец она встала, спустилась вниз. Дом казался чужим, холодным. На кухне валялись осколки той злополучной тарелки — так никто и не убрал. Татьяна машинально взяла веник, начала подметать.
На столе лежала записка. Почерк Андрея: «Таня, прости. Мама перегнула палку. Но и ты тоже. Давай поговорим спокойно. Я у мамы, если что.»
У мамы. Конечно. А где же ещё.
Татьяна скомкала записку, бросила в мусорное ведро вместе с осколками. Потом прошла в гостиную, где со стены смотрели родители. Мама улыбалась, отец выглядел серьёзным, но в глазах пряталась улыбка.
— Я сохранила дом, пап, — прошептала она. — Но потеряла семью. Правильно ли я поступила?
Фотография молчала. Но Татьяне казалось, что отец одобрительно кивает.
Следующие дни прошли как в тумане. Андрей звонил, писал сообщения, даже приходил — но она не открывала. Раиса Петровна тоже не осталась в стороне — названивала с незнакомых номеров, кричала в трубку угрозы и оскорбления.
На пятый день пришла Марина. Подруга без слов обняла Татьяну, и та наконец дала волю слезам.
— Всё правильно сделала, — говорила Марина, гладя её по волосам. — Дом — это святое. А они… Сами виноваты.
— Но может, я правда слишком жёсткая? — всхлипывала Татьяна. — Может, надо было пойти на компромисс?
— Какой компромисс? Отдать полдома? А потом что? Свекровь бы на этом не остановилась. Сегодня полдома, завтра — весь дом, послезавтра — выгнала бы тебя.
Татьяна знала, что подруга права. Но сердце болело. Она любила Андрея. Или любила того, кем он казался?
Через неделю пришло официальное письмо. Андрей подал на развод. В заявлении значилось: «несходство характеров». Ни слова про дом, про имущественные претензии. Видимо, всё-таки проконсультировались с юристом.
Татьяна подписала согласие. Без слёз, без истерик. Просто поставила подпись и отправила обратно.
Развод прошёл быстро. Андрей на заседание не пришёл, прислал представителя. Имущество делить было нечего — дом остался за Татьяной, а у Андрея и не было ничего своего.
Выходя из здания суда, Татьяна столкнулась с Раисой Петровной. Бывшая свекровь выглядела постаревшей, осунувшейся.
— Довольна? — прошипела она. — Сломала парню жизнь! Из-за твоей жадности он теперь ни с чем остался!
— Он остался с вами, — спокойно ответила Татьяна. — Разве это не то, чего вы хотели? Теперь он весь ваш. Без «жадной» жены, без обязательств. Свободен.
Раиса Петровна хотела что-то ответить, но Татьяна уже шла прочь. Быстро, не оглядываясь.
Дома она первым делом сделала перестановку. Вернула мамины занавески, достала папины фотографии, расставила их по всему дому. Потом вышла в сад, где цвели посаженные отцом розы.
— Я справилась, пап, — сказала она тихо. — Дом наш. Никто не отнимет.
Ветер зашелестел листьями, и ей показалось, что отец отвечает: «Горжусь тобой, дочка.»
Вечером позвонила Марина.
— Нормально. Странно, но… легко. Будто камень с плеч упал.
— Это потому, что ты приняла правильное решение. Кстати, помнишь моего коллегу Серёжу? Он спрашивал о тебе…
— Марин, рано ещё, — засмеялась Татьяна.
— Я просто к тому, что жизнь не кончается. Будет у тебя ещё и любовь, и семья. Настоящая. А дом… Дом — это твоя крепость. Хорошо, что ты её отстояла.
Татьяна положила трубку и обвела взглядом комнату. Её дом. Её крепость. Её память.
Может, она и правда слишком гордая и самостоятельная, как говорила Раиса Петровна. Но разве это плохо? Разве женщина не имеет права защищать то, что ей дорого?
Она включила чайник, достала любимую чашку — ту самую, которую Раиса Петровна называла «старьём». Чай был вкусный, ароматный. Впервые за долгое время Татьяна чувствовала себя дома.
Настоящим домом. Своим домом.
А это дороже любых компромиссов.
