— Что хватит? — Раиса Петровна повернулась к сыну. — Я тебе с самого начала говорила — не пара она тебе! Слишком самостоятельная, слишком гордая. Вот если бы дом был на тебя записан, она бы знала своё место! А так что? Живём у неё на птичьих правах! Стыдно, Андрюша! Ты же мужчина, глава семьи!
Татьяна смотрела на эту сцену, и внутри неё что-то оборвалось. Она вдруг увидела всё как будто со стороны: Андрей, который не может противостоять матери, Раиса Петровна, которая манипулирует сыном и ненавидит невестку, и себя — женщину, которая из последних сил пытается сохранить то, что принадлежит ей по праву.
— Знаете что? — сказала она удивительно спокойным голосом. — Я дам вам время подумать. Андрей, ты должен решить, с кем ты — с женой или с мамой. Если ты действительно считаешь, что я должна переписать на тебя дом, который мне подарил отец, то нам больше не о чем разговаривать.
— Таня, ты что, ультиматумы ставишь? — Андрей выглядел растерянным.
— Это не ультиматум, это выбор, — Татьяна вышла из кухни, но обернулась в дверях. — И да, Раиса Петровна, вы правы. Я действительно слишком гордая, чтобы позволить себя обирать. И слишком самостоятельная, чтобы терпеть хамство в собственном доме.
Она поднялась в спальню, заперла дверь и села на кровать. Руки дрожали. В груди было пусто и холодно. Внизу слышались приглушённые голоса — Раиса Петровна что-то выговаривала сыну, тот пытался оправдываться.
Татьяна достала телефон, открыла фотографии. Вот она с отцом на веранде этого дома, ей десять лет, они пьют чай с малиновым вареньем. Вот папа учит её сажать розы в саду. Вот последняя их совместная фотография — за месяц до его смерти. «Береги дом, дочка,» — сказал он тогда. «Это не просто стены, это наша память, наша история.»
Слёзы потекли по щекам. Она позволила себе поплакать — тихо, беззвучно. Оплакивала не только ситуацию, но и свои разбитые иллюзии. Когда выходила замуж за Андрея, думала, что он другой. Добрый, заботливый, самостоятельный. Но стоило его матери переехать к ним, как он превратился в маленького мальчика, неспособного ни на какое решение без маминого одобрения.
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Марины: «Как дела? Давно не виделись, может, встретимся?»
Татьяна усмехнулась сквозь слёзы. Марина предупреждала её ещё до свадьбы: «Смотри, подруга, свекровь у твоего Андрея та ещё штучка. Как бы проблем не было.» Но Татьяна тогда отмахивалась — любовь, розовые очки, вера в лучшее.
Она начала печатать ответ, когда в дверь постучали.
— Тань, открой, пожалуйста, — голос Андрея звучал жалобно. — Давай поговорим.
Татьяна помедлила, потом встала и открыла дверь. Андрей выглядел несчастным — волосы взъерошены, глаза бегают.
— Ну что ты так разнервничалась? — начал он примирительно. — Мама погорячилась, наговорила лишнего. Она не со зла, просто переживает за нас.
— За нас? Или за тебя? — Татьяна смотрела на него в упор. — Андрей, ответь честно: ты правда считаешь, что я должна переписать на тебя дом?
Он замялся, потом сел на край кровати.
— Понимаешь, Тань… Мама права в одном. Как-то неловко получается. Я твой муж, а живу в твоём доме. Если мы разведёмся, я останусь ни с чем.
— То есть ты уже думаешь о разводе? — Татьяна почувствовала, как внутри всё леденеет.
— Нет, конечно! Но мало ли что в жизни бывает… И потом, мама говорит, что если дом будет на нас двоих, ты будешь больше дорожить семьёй, не будешь по пустякам скандалить.
— По пустякам? — голос Татьяны стал совсем тихим. — Твоя мать оскорбляет меня в моём же доме, распоряжается моими вещами, требует моё имущество — и это пустяки? Андрей, ты хоть слышишь себя?
— Ну что ты к словам цепляешься? — он встал, начал ходить по комнате. — Мама старой закалки, привыкла, что мужчина — хозяин в доме. Ей трудно принять современные порядки.
— А тебе? — Татьяна встала напротив него. — Тебе тоже трудно принять, что твоя жена — самостоятельный человек со своим имуществом, своим мнением, своими правами?
Андрей молчал, глядя в пол. Это молчание сказало больше любых слов.
— Понятно, — Татьяна отошла к окну. За стеклом темнел сад. Те самые яблони, которые сажал отец. — Знаешь, Андрей, я многое готова была терпеть ради нашей семьи. Характер твоей матери, её бестактность, даже твою безработицу. Но есть вещи, которые я не отдам. Этот дом — память о моих родителях, моё наследство, моя опора. И если ты не можешь это понять и принять…
