Мы на даче, через два дня только вернёмся.
— Случилось! Мне Лёшка изменил!
— Кать, ты опять? Да не…
— Нет, Лиль, на этот раз всё правда. Я сама их застала. И знаешь, с кем?
Лиля и Катя ходили в один детский сад, а затем и в одну школу. Шустрая Катя постоянно пользовалась добротой спокойной Лили, списывая у неё домашние задания, заимствуя ручки, деля шоколадки.
После школы девочки, хотя и поступили в разные институты, дружбу сохранили. Лиля всегда была готова выслушать подругу и помочь ей.
В первый раз они серьёзно поругались, когда Катя собралась замуж за Михаила.
— Ты уверена? — спросила её Лиля.
— А что такое? Мы любим друг друга, хотим быть вместе.
— Кать, ну Мишка классный, конечно. Весёлый, симпатичный. Но он уж слишком компанейский, безалаберный и, извини, не очень надёжный…
Какой из него муж?
— Ах, вот ты какого мнения о моём женихе? Какая ты мне после этого подруга?
— Самая настоящая, — улыбнулась Лиля, пытаясь сгладить конфликт. — Поэтому и хочу предостеречь тебя от ошибок.
Она действительно переживала за подругу. Сколько раз та жаловалась на жениха, что тот пропадает на несколько дней, и, возможно, изменяет ей.
Девушки помирились только перед свадьбой Кати и Миши. Причём прощения попросила Лиля — решила не портить подруге праздник.
После свадьбы молодой жене стало не подруг — нужно было о любимом муже заботиться.
И пока тот вёл себя подобающим мужу образом, девушка о подруге редко вспоминала.
— Лиля-а-а, — завывала Катя в трубку через год. — Этот под..л ец мне изменяет. Что делать-то?
— С чего ты это взяла?
— Он сказал, что поехал на рыбалку и телефон отключил.
— Куда поехал? Может, там связи нет?
— Да должна там быть связь. Просто он у любовницы и поэтому отключил телефон.
— Глупости какие. Не накручивай себя. (продолжение в статье)
— Ой, Сашенька, ну зачем тебе съемное жилье? Платить чужим людям, когда у нас такая замечательная большая квартира, — протяжно вздохнула Лидия Николаевна, глядя на своего сына. — Вам с Настенькой нужно экономить, откладывать на будущее, а не кормить чужих дядек.
Настя молчала, ковыряя вилкой салат. Беседа шла давно знакомым маршрутом: свекровь предлагала вариант, который устраивал только её, свёкор молча кивал, а Саша пытался избежать конфликта. Они сидели за воскресным обедом, и тон разговора с каждой минутой становился всё напряжённее.
— Мам, но нам же хочется своего уюта, отдельного пространства, — осторожно возразил Александр. — Мы только поженились, молодая семья, хочется жить отдельно.
— Пространства у вас будет предостаточно! — тут же возразила свекровь. — Трёхкомнатная квартира, да ещё и в центре! Нам с отцом много места не нужно, мы люди простые, нам и двухкомнатной хватит. Так что переезжайте к нам, а мы временно уедем на дачу.
Настя подняла глаза на мужа. Она знала этот взгляд. Саша снова чувствовал себя загнанным в угол.
— Да, да, временно, — поддакнул Вячеслав Павлович, отец Александра. Он в этом разговоре традиционно играл роль мебели. — Как только найдём покупателя, продадим её и купим себе поменьше.
— А почему бы вам сразу не продать и не купить себе поменьше? — вдруг спросила Настя, впервые за весь вечер вмешавшись в разговор.
Наступила тишина.
Лидия Николаевна одарила её ледяным взглядом.
— Потому что ты ничего не понимаешь, — ровным голосом проговорила она. — Нам нужно время, чтобы всё грамотно оформить. Да и покупатели сейчас… Ох, не буду тебе объяснять, это сложные дела.
Настя поняла, что это был намёк: «Не лезь, не твоё дело». Она стиснула зубы.
— Ну, а если мы хотим всё-таки отдельно? — робко спросил Саша.
— Отдельно, отдельно! — раздражённо передразнила свекровь. — А у нас что, не отдельно? Настенька, ты же такая разумная девочка, скажи мне, вот зачем вам снимать жильё, когда у вас под боком квартира?
Настя глубоко вдохнула.
— Потому что я хочу быть хозяйкой в своём доме. Мы молодая семья, мы хотим своего уюта, своего пространства. Без того, чтобы чувствовать, что живём у кого-то.
— Ну и наглость, — вдруг прошипела свекровь, резко отодвигая тарелку. — То есть, выходит, мы вам — квартиру, а вы нам — нож в спину?
— Мама! — возмутился Саша.
— Нет, правда, что за отношение? — продолжала Лидия Николаевна, не слушая сына. — Я для тебя всю жизнь, Саша, а ты мне так! Свою мать под старость лет на дачу ссылать! Хорошо, ладно, не хочешь — не надо! Но учти, у меня есть ещё одна дочь. И я её без квартиры не оставлю!
Упоминание о Кате, младшей сестре Саши, повисло в воздухе, как грозовая туча. Настя давно догадывалась, что их семейная идиллия лишь фасад, за которым скрывается чёткое деление на «любимую дочку» и «сам справится». Катя жила с родителями, училась в университете и, кажется, всегда получала от них то, что хотела. В отличие от Саши, которому приходилось всего добиваться самому.
— Что ты хочешь сказать, мама? — Саша сузил глаза.
— Да то, что эта квартира будет для Кати! — с вызовом заявила свекровь. — Она молодая, ей нужна стабильность, а не тебе, который решил, что ему обязательно нужно жить отдельно.
— А, так вот в чём дело, — медленно проговорил Саша, наконец понимая, куда ведёт мать.
Настя тоже всё поняла. Их никогда не собирались пускать в эту квартиру. Всё это было лишь очередной игрой, чтобы запутать, заставить их отказаться и оставить всё Кате.
— Вот оно что… — тихо пробормотал Саша.
Лидия Николаевна сложила руки на груди.
— Да. Вот оно что. А ты как думал?
Вечером, когда они вернулись домой, Настя не выдержала.
— Ты же понимаешь, что вас обманывали? Вас просто заставляли думать, что эта квартира когда-то будет вашей.
Саша выглядел подавленным.
— Это же их квартира, — пробормотал он. — Они имеют право распоряжаться ею, как хотят.
— Да при чём тут это?! Они тобой манипулировали! Всё это время! — не выдержала Настя. — Я вообще сомневаюсь, что они её продадут. Они просто хотели, чтобы мы клюнули и начали жить у них, а потом нас бы вытолкнули.
Саша устало провёл рукой по лицу.
— Я устал, Настя… Я не хочу с ними ругаться.
— Так они же сами начали этот разговор!
— Я понимаю, но… Но это мои родители. (продолжение в статье)
— Дайте на хлебушек. Не надо полицию. — прошептала девочка.
У Дарины от этих слов сами собой выступили слезы:
— Девочка, а где твои родители? – присев перед ней на корточки, спросила Дарина.
— Нету. Есть только тетя Света, она меня из детдома забрала.
Продавщица замолчала, тоже мать.
— Слышь, — она обратилась к Дарине, — может ее на самом деле в спецприемник сдать? Шут знает, что там за тетя такая…
Девочка молчала, а Дарина проигнорировала реплику продавщицы...
— Что ты смотришь на меня тупым взглядом? – прокричал начальник на подчиненную, брызгая слюной. — Ты меня слышишь?
— Внимательно, — соврала Дарина.
Геннадий Романович ничего не понимал в работе отделения, которое возглавил полгода назад, но постоянно цеплялся к любой мелочи, даже не касавшейся производственного процесса.
— Все! Можешь больше не слушать, — выравнивая дыхание, сказал Геннадий Романович, — завтра ты и весь твой отдел по собственному желанию!
— Простите, что? – не поняла Дарина.
— Сокращение!
Улыбка у Геннадия Романовича была еще гаже, чем его голос. – Или сами, или по статье! Надо будет, причину найдем.
— Геннадий Романович, — Дарина выпадала в осадок, — я эту команду три года собирала, мы самый продуктивный отдел во всем холдинге. Вы не можете нас всех уволить!
— Могу, — он закивал, как болванчик, — и увольняю! Мне сверху сказали, сократить расходы. А ваш отдел – это только одни расходы! Кофе литрами, бумагу для принтеров кубометрами! Я лучше найму на удаленке людей, тогда и офис снимать не надо, электричество оплачивать, а еще техника освободиться! Экономия!
— Геннадий Романович, но у людей же семьи, дети, родители пожилые, кредиты, обязательства.
— А это меня не касается! — отмахнулся он.
***
— Ребята, — сказала Дарина, выйдя в общий зал, — нас всех уволили. Вообще всех. Такие у них антикризисные меры.
Она опустила голову и пошла к своему столу.
Опустошение, ощущение обмана, чувство несправедливости и безнадежности – читали, теперь уже бывшие, коллеги на ее лице.
— Я мать! – донесся истеричный крик. – Меня не могут так уволить!
— У меня родители на иждивении!
— Это не по закону!
Толпа сотрудников ломанулась в кабинет начальника в поисках справедливости, и только Дарина понимала тщетность этого.
Уж кому-кому, а Геннадию Романовичу объяснить ничего не получиться. Слушает он только себя, а поступает только так, как сам того захочет.
Пять минут. Вещи собраны, первый этаж, кивок охраннику, машина. Руки на руль, вдох, выдох, слезы. (продолжение в статье)