В воскресенье Миша рисовал за столом. Цветные карандаши были раскиданы, в углу — кружка с остывшим какао. Вера мыла посуду, когда он позвал:
— Мам, а география где?
Она вытерла руки, подошла.
— Ну, я же оставлял тетрадку тут. Она была… — он запнулся, — тут.
На столе царил странный порядок: всё вычищено, сложено, ровно по центру — пенал и стопка тетрадей. Только нужной не было.
— Марина Аркадьевна, — громко сказала Вера, выходя в коридор. — Вы трогали вещи на столе у Миши?
Свекровь выглянула из ванной с тряпкой в руке.
— Конечно. Там бардак был. Всё разложила. Порядок — первое дело в доме.
— Миша теперь ничего найти не может. Тетрадка нужна к понедельнику.
— Ну так пусть ищет. Или перепишет. Он не маленький — пора привыкать к порядку.
Миша стоял в дверях, ссутулившись. Вера посмотрела на него, сдержалась.
— Мы найдём, — сказала тихо. — И вообще, давай поищем вместе, хорошо?
Он кивнул, почти не глядя ей в глаза.
Поздно вечером она сидела на кухне с чашкой. Свет под вытяжкой был тусклым, чай остыл. За стеной — телевизор, глухие голоса, смех.
Андрей зашёл босиком, сел напротив.
— Ты ведёшь себя как чужая. Я тебя не узнаю. Мы же семья.
— Я уже не знаю, что ты под этим словом понимаешь.
— Пара месяцев еще потерпи. Маме суставы нужно подлечить — они уже не к чёрту. Ну что в этом такого? Надо потерпеть, и всё.
— А я? Ты спросил меня? Это не они меня раздражают. Это то, что я больше не чувствую себя дома. Даже дышу — и то как будто у кого-то разрешение прошу.
Он замолчал, поводил пальцем по краю стола.
— Мне тяжело между вами. Хочется, чтобы всё было по-человечески.
— По-человечески — это спрашивать. Я не подписывалась жить с родителями. Нужно было найти другое решение. Ты выбрал, Андрей. Но не меня.
Утром Вера вставала рано, чтобы успеть на работу. Вышла в прихожую, нащупывая наощупь пальто. В глазах щипало от недосыпа.
У двери — её туфли. Она знала каждую потертость, каждую складку кожи.
Сейчас в них стояла Марина Аркадьевна. В халате Веры. Волосы — в полотенце, в руке — расчёска.
— Ванна грязная, между прочим. Всё на тебе держится, а чистоты никакой. Всё работаешь, а дома как на вокзале.
Вера медленно вдохнула, подняла взгляд.
— Не трогайте мои вещи. Ни халат, ни обувь. Это моё.
Свекровь отмахнулась, усмехнулась.
— Да это я просто примерила, хотела в больницу в них, но они всё равно не по мне.
— Говорила же, Андрей, нельзя женщин из города в дом пускать. Всё своё, всё “моё”. А семьи — ноль.
— Вы не у себя дома, — ответила Вера, не повышая голоса. — И уже давно не у меня. Потому что мне здесь больше нечем дышать.
Воскресное утро Вера решила не тратиться на бытовые ссоры. После короткой смены на подработке она заехала в магазин — взять немного фруктов и чего-то человеческого. Вышла на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Дышалось свободнее, чем в квартире. Она шла с пакетом винограда, шоколадкой и вином — по пути заехала в гости к Лене. В квартире подруги пахло кофе и чем-то домашним. Лена встретила её в халате, с полотенцем на голове.
