— Если вы распишетесь, то жить будете отдельно! — заявила Надежда Николаевна, пристально глядя на сына.
Слова матери оглушили Дениса, словно гром среди ясного неба. Он не ожидал такого поворота событий. Всегда думал, что после свадьбы они с Полиной останутся жить у неё, продолжая привычную жизнь.
— Но, мама... — начал он, пытаясь возразить.
— Никаких "но", сынок. Пора тебе становиться самостоятельным мужчиной, — отрезала она, скрестив руки на груди. В её глазах сверкала стальная решимость, а острые черты лица подчёркивали непоколебимость.
Внутри у Дениса всё перевернулось. Спорить с матерью было бессмысленно: её слово всегда было законом в их доме.
Тем временем Полина у себя дома сидела на старом диване в проходной комнате, протирая усталые глаза. Тарас снова плакал, а сестра Вероника безуспешно пыталась его успокоить. Шум и хаос стали привычным фоном её жизни.
— Опять не хочет спать? — тихо спросила она у сестры.
— Да что—то нервничает сегодня, — вздохнула Вероника, опускаясь на стул.
— Давай я попробую его уложить.
— Спасибо, Поля, ты выручишь меня.
Полина взяла племянника на руки, покачивая его и напевая тихую колыбельную. Однако мысли её были далеко отсюда. Она задумалась о предложении Дениса и о том, что, возможно, настало время что—то менять.
Квартира, хоть и просторная по меркам города, казалась тесной от обилия людей и вещей. Светлые стены не спасали от ощущения давящей замкнутости. В каждой комнате чувствовалось присутствие других, и побыть наедине с собой было почти невозможно.
У Полины были каштановые волосы и глубокие карие глаза, в которых отражались одновременно мечтательность и внутренняя сила. За свои двадцать три года она повидала немало, и теперь ощущала, что готова к самостоятельной жизни.
— Знаешь, я думаю съехать, — неожиданно произнесла она, продолжая убаюкивать Тараса.
— Куда ты поедешь? — удивилась сестра.
— Денис предложил жить вместе. Я сказала, что согласна, но только если распишемся.
— И что он?
— Согласился. Но я не уверена, правильно ли это.
— Поля, если ты чувствуешь, что это твой человек, то почему бы и нет? — Вероника улыбнулась краешком губ.
— Просто страшно. Вдруг что—то пойдёт не так?
— Жизнь — вообще штука непредсказуемая. Смотри на меня, — сестра развела руками. — Но это не значит, что не стоит пробовать.
Полина кивнула, обдумывая её слова.
Тем временем Денис сидел напротив своей матери на кухне, где с тихим шипением закипал чайник.
— Мы решили расписаться, — сказал он, стараясь говорить уверенно.
— Отлично, — Надежда Николаевна взяла чашку и налила себе чаю. — Значит, будете жить отдельно.
— Но мы думали пока пожить у тебя, чтобы сэкономить на съёме.
— Денис, взрослые люди должны жить самостоятельно, — в её голосе прозвучал холод. — Или ты хочешь всю жизнь просидеть под материнским крылом?
У Дениса не осталось аргументов. Он знал, что спорить бесполезно.
— Ясно, — тихо ответил он, опуская взгляд.
— Вот и хорошо. Научишься, наконец, готовить сам, а не рассчитывать на мои борщи, — усмехнулась она.
Читайте: — Разницу в твоём окладе отдашь мне. Иначе я соберу вещи и уйду, понял? — в ответ муж лишь рассмеялся, но уже через минуту пожалел об этом
После скромной свадьбы Полина и Денис начали обустраивать свою совместную жизнь в маленькой однокомнатной съемной квартире. Денис только устроился на новую работу, а Полина проводила долгие дни в институте, заканчивая последний год обучения и работая над дипломом. Финансово молодожёны чувствовали себя стеснённо, и любая неожиданность могла выбить их из равновесия.
— Вот и скажи мне, чего ради ты всё проветривала? Муж болен, а ты это всё: "пыль застаивается, дышать нечем". Заставляешь моего сына дышать ледяным ветром! — голос Надежды Николаевны, свекрови Полины, долетал даже через закрытую дверь спальни. Больной Денис, уложенный на её любимую тахту, был неподвижным свидетелем её допросов.
Полина вздохнула. Она уже потеряла счёт, сколько раз объясняла одну и то и тоже: они жили в однокомнатной скворечне, где за два часа без проветривания воздух превращался в густую, неощутимую кашу. Но Надежда Николаевна словно действовала по принципу: "чем больше ругаешь — тем больше права".
Когда Полина заходила в квартиру свекрови, её неизменно встречало ощущение какого—то густого, тяжёлого уюта. Не того уюта, который окутывает мягкими пледами, а того, от которого по коже идёт колкая дрожь. Удивительно, как на шторках с изысканной бахромой и ковре с восточным узором могла так зловеще обитать тишина. Всё тут, казалось, наблюдало за тобой: фарфоровые статуэтки котов, пожелтевшая фотография Дениса в рамке с искусственными цветочками.
Сама Полина выглядела устало, но при этом была хороша собой. Волосы, которые она собирала в неровный пучок, тонкие, нервные пальцы — как у музыканта, который не пишет музыки. Её лица словно касалось едва заметное выражение иронии, как будто она заранее знала, что любое объяснение окружающим окажется бесполезным.
— Ты сама это понимаешь? Ты молодая, тебе что, в институте мозги—то не вправляют? — Надежда Николаевна стояла, скрестив руки на своей розовой махровой кофте.
— Скорее, вы меня сейчас поправляете, — ответила Полина, не глядя на свекровь и сосредоточенно рассматривая кружку с облупившимся узором васильков.
— Остроумная, значит, — усмехнулась свекровь и пошла в сторону кухни.
А Полина уходила ночевать обратно в их съёмную квартиру. Здесь никто ей не гримасничал, но и не ждал. Только небольшая вешалка тихо скрипела под тяжестью её пальто. Стулья с плетёными сиденьями выглядели как ковбоиские табуреты, на которых никогда не хотелось сидеть больше пяти минут.
Каждый её день состоял из беготни: институт, черновики диплома и вот эти бесконечные визиты к свёкрови, которому она, кажется, была невесткой только на бумаге. Полина чувствовала себя будто второсортной гостьей — и в "отравленном сквозняком" доме Надежды Николаевны, и здесь, в своём съёмном "закутке". Как будто куда не зайди, нигде она не была "настоящей хозяйкой".
— Полин, — однажды вечером Денис вдруг подозвал её к своей кровати, когда она уже одевалась, чтобы уйти. — Я сказал маме, чтобы ты переехала обратно ко мне. В моей комнате достаточно места.
— Что? — удивилась Полина, пытаясь определить, не повысилась ли у него температура до бреда.
— Давай серьёзно. Это глупо выглядит — ты уходишь каждый вечер, один кланяется на выезде, другой остаётся тут. Ты тоже моя семья. Ты тут должна быть.
— И Надежда Николаевна согласна? — несколько саркастично уточнила она, осторожно опустившись на угол стула.
— Не то чтобы в восторге, но да. Уговорил, — Денис кашлянул, слегка нервно улыбнувшись.
Полина на мгновение замерла. Собственные желания перекатывались где—то внутри. Она любила Дениса, конечно. Но она любила и те редкие полчаса, когда оставалась одна даже без его забот, пусть в их тесной, едва пригодной для жизни съёмной квартире. Поняв, что пауза затянулась, решила перевести:
— Это ведь временно, да? — её голос был одновременно рассеянным и недоверчивым.
— Да. Как только я поправлюсь, будем думать, — Денис вздохнул. — Ты же понимаешь, нам нужно время. Мы разберёмся. Это для нас двоих, а не для чьей—то прихоти.
Полина задумалась. В голове возникала цепочка тяжёлых мыслей: "переехать сюда", "слушать свекровь", "признать, что у самой нет дома". Временное обустройство тянуло за собой выборы, до которых — как паутина — вписывались долги.
— Ладно, — ответила она, избегая его взгляда. — Завтра приеду с вещами.
Самые читаемые рассказы на ДЗЕН
Полина сидела на кухне с чашкой чая и напряжённо слушала свою подругу Инну. Та, расслабленно облокотившись на стол, неспешно рассказывала о своих «методах борьбы за мир» в доме своей свекрови.
— Я тебе так скажу, Полин, — начала Инна, перемешивая чай ложечкой. (продолжение в статье)
– Что? – Катя замерла, держа в руках тарелку с недоеденным салатом. Её голос дрогнул, словно тонкая струна, готовая вот-вот лопнуть. Она посмотрела на мужа, сидящего напротив за кухонным столом, и попыталась уловить в его глазах хоть намёк на шутку. Но Олег смотрел серьёзно, даже чуть раздражённо, будто её удивление было чем-то неуместным.
– Я сказал, Наташе нужна помощь, – повторил он, откидываясь на спинку стула. – У неё там… ну, проблемы с кредитами. А ты же теперь зарабатываешь побольше, вот я и подумал…
– Подумал? – Катя медленно поставила тарелку на стол, чувствуя, как внутри закипает что-то горячее и колючее. – Олег, ты вообще понимаешь, что говоришь? Это мои деньги. Наши деньги. А не фонд спасения твоей сестры!
Кухня, маленькая, но уютная, с голубыми занавесками и запахом свежезаваренного чая, вдруг стала тесной, словно стены сдвинулись. Катя и Олег сидели за столом, который они выбирали вместе три года назад, в первые месяцы брака, когда всё казалось возможным. Теперь же этот стол стал ареной для разговора, который, кажется, мог перевернуть их жизнь.
– Катюш, не начинай, – Олег вздохнул, потирая виски. – Наташа в беде. Она же не чужая, она моя сестра.
– А я кто? – Катя вскочила, не в силах сидеть спокойно. Её тёмные волосы, обычно аккуратно собранные в пучок, выбились из заколки, и она нервно заправила их за ухо. – Я твоя жена, Олег! И у нас свои планы, свои траты. Почему я должна решать проблемы Наташи?
– Потому что семья – это важно, – отрезал он. – Ты же знаешь, как она к нам относится. Всегда помогала, когда могла.
– Помогала? – Катя почти рассмеялась, но смех вышел горьким. – Когда это она нам помогала? Когда заняла у нас десять тысяч на «срочную покупку» и не вернула? Или когда ввалилась к нам на неделю, потому что её «бывший выгнал»?
Олег нахмурился, его лицо, обычно открытое и добродушное, стало жёстким. Он был на три года старше Кати, инженер в строительной фирме, человек, который всегда старался избегать конфликтов. Но сейчас в его глазах мелькнула искра упрямства.
– Ты несправедлива, – сказал он тихо. – Наташа не такая. Она просто… запуталась.
– Запуталась? – Катя упёрла руки в бёдра. – Олег, она потратила кучу денег на какие-то уколы красоты и сумки от Gucci! А теперь не может платить по кредитам? Это не «запуталась», это безответственность!
Катя вспомнила, как месяц назад Наташа, младшая сестра Олега, хвасталась в их гостиной новыми туфлями за тридцать тысяч. «Они же итальянские!» – щебетала она, вертя ногой перед Катей, словно та должна была аплодировать её выбору. Тогда Катя промолчала, хотя внутри всё кипело. Она сама себе такие траты позволить не могла – каждая копейка уходила на ипотеку, коммуналку, продукты. А Наташа, тридцатилетняя, без мужа, без детей, жила так, будто деньги растут на деревьях.
– Я уже пообещал ей, – вдруг сказал Олег, и его слова ударили Катю, как холодный душ.
– Что ты сделал? – она шагнула ближе, чувствуя, как кровь стучит в висках.
– Я сказал Наташе, что мы поможем, – он отвёл взгляд, уставившись на узор скатерти. – Ну, точнее, что ты поможешь. С твоей прибавкой это же не проблема, правда?
Катя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она оперлась на спинку стула, чтобы не упасть. Олег, её Олег, который клялся в любви у алтаря, который обещал быть на её стороне, уже всё решил за неё. Без разговоров, без её согласия. Просто взял и отдал её деньги – те, что она ещё даже не получила.
– Ты серьёзно? – её голос стал тише, но в нём звенела сталь. – Ты пообещал мои деньги, не спросив меня?
– Катя, не драматизируй, – Олег поднял руки, словно защищаясь. – Это же не навсегда. Она вернёт, как только устроится на работу.
– Устроится? – Катя почти кричала. – Она уже полгода «ищет себя»! А до этого что? Работала в салоне красоты и тратила всё на шмотки!
В этот момент в коридоре послышался шорох. Катя обернулась – в дверях стояла их дочь, шестилетняя Маша, в пижаме с единорогами. Её большие глаза смотрели на родителей с тревогой.
– Мам, пап, вы чего ругаетесь? – тихо спросила она, сжимая в руках плюшевого мишку.
Катя тут же замолчала, чувствуя укол вины. Они с Олегом старались не ссориться при дочери, но сегодня нервы были на пределе.
– Всё хорошо, солнышко, – мягко сказал Олег, вставая и подходя к Маше. – Иди спать, мы просто разговариваем.
– Громко разговариваете, – заметила Маша, но послушно развернулась и ушла в свою комнату.
Катя смотрела ей вслед, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ради Маши, ради их маленькой семьи она и работала так много, терпела усталость, мечтала о будущем. А теперь её муж хочет, чтобы она жертвовала этим ради сестры, которая даже не удосужилась спросить, удобно ли это.
– Олег, – сказала Катя, когда они остались одни, – я не буду платить за Наташу. И точка. (продолжение в статье)
