— Я не подпишу эти бумаги, и точка! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она швырнула папку с документами на стол перед свекровью.
Галина Петровна медленно подняла глаза от рассыпавшихся листов, и в её взгляде мелькнуло что-то хищное, моментально спрятанное за маской материнской заботы.
Это должен был быть обычный семейный ужин в честь дня рождения свекрови. Марина специально отпросилась с работы пораньше, испекла любимый торт Галины Петровны, накрыла праздничный стол. Всё шло прекрасно до того момента, пока свекровь не достала из сумочки ту самую папку с документами.
— Маришенька, дорогая, — голос Галины Петровны был сладким, как переспелый мёд, — ты же понимаешь, что это просто формальность. Нотариус сказал, что без твоей подписи мы не сможем оформить дарственную на Павлика.
Марина посмотрела на мужа. Павел сидел, уткнувшись в тарелку, старательно избегая её взгляда. В этот момент она поняла — он знал. Знал заранее о планах матери и молчал.
— Какую ещё дарственную? — Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Павел, ты можешь объяснить, что происходит?
Павел поднял голову, и в его глазах читалась вина пополам с упрямством.
— Мам хочет переписать на меня квартиру бабушки. Ту самую, где мы сейчас живём. Но по завещанию она оставлена нам обоим, поэтому нужна твоя подпись.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Они с Павлом прожили в браке семь лет. Последние три года — в квартире его покойной бабушки, которая завещала жильё им обоим, как семейной паре. Это была их единственная недвижимость, их дом, их крепость. И теперь свекровь хотела всё это отнять?
— То есть, я правильно понимаю, — Марина говорила медленно, чеканя каждое слово, — вы хотите, чтобы я отказалась от своей доли в квартире в пользу Павла? Просто так, по доброте душевной?
Галина Петровна улыбнулась той особенной улыбкой, которая не достигала глаз.
— Ну что ты, деточка! Какое «просто так»? Это же для блага семьи! Мало ли что в жизни бывает. Вдруг вы с Павликом… тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог, конечно… разведётесь. А квартира-то семейная, родовая! Она должна остаться у Павла. Ты же понимающая женщина, правда?
Марина смотрела на свекровь и не могла поверить своим ушам. Эта женщина, которая последние годы при каждой встрече твердила о важности семейных ценностей, о том, что Марина — как родная дочь, теперь фактически готовила ей ловушку.
— Галина Петровна, — Марина старалась сохранять спокойствие, хотя руки уже дрожали от напряжения, — эта квартира — наш с Павлом общий дом. Бабушка Зоя специально так завещание составила, чтобы мы оба были защищены. Она мне сама говорила, что хочет, чтобы у нас был настоящий семейный очаг. А вы предлагаете мне от всего этого отказаться?
Свекровь поджала губы — верный признак того, что она начинает злиться.
— Не передёргивай, Марина! Никто тебя на улицу не выгоняет. Живите как жили. Просто юридически квартира будет оформлена на Павла. Это же логично — он мой сын, продолжатель рода, мужчина в семье!
— Мама права, — вдруг подал голос Павел, и Марина резко повернулась к нему. — Это действительно логично. Квартира должна быть записана на меня. Я глава семьи, я мужчина. Так правильно.
Марина смотрела на мужа и не узнавала его. Где тот Павел, который семь лет назад клялся ей в вечной любви? Который обещал, что они всегда будут равными партнёрами? Который смеялся над старомодными взглядами своей матери?
— Глава семьи? — переспросила она, и в её голосе зазвучали опасные нотки. — Паша, ты серьёзно? Глава семьи, который последние три месяца сидит без работы, пока я тяну на себе все расходы? Глава семьи, который не может принять ни одного решения без одобрения мамочки?
Павел покраснел, но упрямо выпятил подбородок.
— Это временные трудности. Я найду работу. А квартира — это вопрос принципа. Мужчина должен быть собственником жилья.
— Вот именно, сыночек! — поддержала его Галина Петровна. — Молодец, что понимаешь! А то некоторые, — она выразительно посмотрела на Марину, — совсем забыли о традициях и уважении к старшим.
