Он молчал. Потом тихо сказал:
— Неужели трудно потерпеть ради семьи?
— Семьи? — переспросила Анна. — Вот скажи, Василий, я тебе вообще кто? Я — семья? Или технический обслуживающий персонал при свекрови и её детях?
Ночью она не спала. Сидела на кухне, глотала чай и раздражённо щёлкала семечки. Марина уже спала в зале. На новом диване. В пижаме Анны. Василий — рядом с ней, как всегда, без малейших признаков вины. Ни слов, ни попыток поговорить. Только храп.
Утром Светка приехала. С пакетами, с глазами «как на суд пришла».
— Так. Покажи документы. Ты говорила, квартира твоя?
Анна достала из папки свидетельство. Светка кивнула:
— Отлично. Теперь слушай сюда. У них ни прав, ни доли, ни прописки. Это твоё имущество. И по закону ты можешь хоть завтра выставить за дверь хоть десять Маринок.
— Ну да. Закон. А потом мамочка Васи всем расскажет, что я «выгнала сестру мужа на улицу»… с собакой, тремя чемоданами и борщом. Она ж в соцсетях сидит, ролики эти постит — «злой капитализм и русская душа».
— Ань, — строго сказала Светка, — если ты дальше будешь их терпеть, они тебя сожрут. Им выгодно, что ты добрая. Им удобно, что ты молчишь. Знаешь, кто молчит? Шкаф. И то, если его не открыть.
Анна молчала. Потом медленно поднялась и пошла в спальню. Открыла шкаф. Достала пустую сумку. Сама не поняла — зачем.
Вечером Василий вернулся один. В прихожей — тишина. В зале — никого. На кухне — пусто. На двери спальни — записка. Наклеена лейкопластырем, в привычной манере Анны.
«Василий. Ты обещал, что в мою квартиру чужие не полезут. Обещание нарушено. Марина — гость. Я — хозяйка. Хозяйке стало тесно. Ушла на съём. Оставляю тебя с родной кровью. Надеюсь, у неё борщ будет не пересоленный».
— Ты, я смотрю, совсем с ума сошла! — заорал Василий, хлопнув входной дверью съёмной квартиры, как дверью танка.
Анна даже не вздрогнула. Сидела на табуретке, ела гречку с огурцом. В одиночестве. В мире. Впервые за последние месяцы.
— Проходи. Только тапки свои сними. Полы мыла, — ответила спокойно, не поднимая глаз.
— Ты, значит, всё решила за нас двоих?! Вот так, по-тихому, сбежала?! Даже мне ничего не сказала?!
— А тебе сказать — это что-то бы изменило? — она подняла глаза. Холодные, спокойные. — Ты ведь тоже много чего делаешь за нас двоих. Только без меня.
— Что это значит? — он метнулся к ней, как на допрос. — Что я такого сделал?
— А ничего. Вот именно, — отодвинула тарелку, встала. — Ты не сделал ничего, чтобы защитить меня. Ни разу. Ни перед своей мамой, ни перед Мариной. Ни перед собой. Ты даже не замечал, как мне плохо. Я там никому не нужна. Ни как жена, ни как человек. Только как ресурс.
Он смотрел на неё, будто впервые видел. Потом вцепился руками в подоконник:
— И из-за этого ты решила всё бросить? Устроила этот… цирк? Я с работы — домой, а дома всё пусто. Ты сбежала, как вторая Марина! Капризничаешь, взрослая баба! Кто так делает?
— Кто так делает? — Анна усмехнулась. — Да все нормальные люди. У кого есть границы. Кто не готов, чтобы им на шею садились. Это я раньше терпела. Годы терпела. А теперь хватит.
Он шагнул ближе. Голос повысился:
— Я, значит, тебе враг, да?! Потому что кровную сестру пожалел?! Ты что, не могла чуть-чуть потерпеть, пока мы ей что-то найдём?
