— А что вы ей ищете, Василий? Мужа четвёртого? Или бабу новую, которая всё разрулит? Марина — взрослая женщина. А я вам не домработница. Не психолог. И не мать-героиня, чтоб всех спасать.
— Анна, ты сама всегда была добрая. — Голос стал тише, но ядовитее. — Всегда готова помочь. И вот теперь, когда кто-то нуждается по-настоящему, ты развернулась и ушла. Красиво.
— Не переводи всё на сентиментальную блевотину, — перебила она. — Мы сейчас говорим не о Марине. Мы говорим о тебе. И обо мне. И о том, как ты всё время делаешь вид, что я для тебя на последнем месте. Даже когда это мой диван. Моя еда. Моя машина. Всё моё — и всё вам.
— Всё тебе, всё тебе… — Василий уже задыхался. — Тебе ничего не надо! Ты же сама всегда говорила: «Главное — семья!» А теперь ты вдруг…
— Да, говорила! А теперь разлюбила! Семью разлюбила, Василий. Вот эту, вашу. Где меня — нет. Где только мама, сестра, ты и вечная Маринина трагедия. А я — приложение с деньгами.
— Да ты с ума сошла! — взревел он, стукнул кулаком по столу. — Кто ты такая вообще, чтобы так со мной разговаривать?!
— Та, кто платит за всё! — заорала она в ответ. — Кто вкалывает, кто тянет, кто твою родню кормит! И та, кто наконец поняла — хватит! Я тебе не служанка. И уж точно не член вашего клана.
Молчание. Жёсткое. Липкое, как мед.
Он шагнул назад. Посмотрел по сторонам. Маленькая кухонька. Скатерть в цветочек. Пустая тарелка. И больше — ничего.
— Ты что, правда всё так решила? Всё?
— Да, — коротко кивнула Анна. — Это моя квартира теперь. Только без тебя.
Он медленно подошёл к вешалке. Повесил куртку обратно. Сел. Смотрел в пол. Потом вдруг прошептал:
— Ты всё-таки стала похожа на мою мать.
— Только с одним отличием, Василий, — она вздохнула. — Я больше не молчу.
Через день ей позвонила Елена Михайловна. Конечно, не чтобы поговорить. А чтоб устроить маленький пожар по телефону.
— Анна! Ты что вытворяешь?! Марина с сердцем слегла после твоего побега! Васька с ума сходит! Ты всю семью на грани развала поставила!
— Я-то думала, мы её уже развалили, когда вы стали командовать в моей квартире, — спокойно ответила Анна.
— Ты посмотри, какая стала! Грубая, как базарная! Прямо на мать мужа рот открывает!
— На какую мать? Которая чужую дочку обнимает, а свою не замечает? Или которая мне на Новый год кастрюлю подарила и сказала, чтобы я больше супа варила для всей семьи?
— Ах, вот ты как заговорила… — злобно скрипнула та. — Ну ничего, Васька к тебе ещё приползёт. Ты же никому, кроме него, не нужна. В возрасте-то твоём…
Анна улыбнулась. Горько, но крепко.
— Вот и посмотрим, кто к кому приползёт. Пока я живу одна — и как ни странно, впервые дышу свободно.
И бум — положила трубку.
Вечером она вышла на балкон. Свежий воздух. Лёгкий ветер. И — тишина. Без Марининых сериалов. Без упрёков свекрови. Без молчаливой спины Василия, уткнувшегося в телевизор.
Светка прислала голосовое:
— Ань, ты сделала то, что мы все боимся. Вырвалась. Ты даже не представляешь, сколько женщин тебе сейчас завидуют.
Анна слушала и кивала. А потом засмеялась. Впервые — громко. Гортанно. Как будто камень упал с души.
— Ты уверена? — Светлана, подруга-юрист, посмотрела на Анну поверх очков. — Развод — это серьёзно. И без шансов на откат?
— Уверена, — кивнула Анна. — Я же не в супермаркете. Обратно на полку мужа класть не собираюсь.
